первая проба фотика Q____Q

короче дело было так.. Ди и Брюн (огромное спасибо Крис, одолжившей голову для Брюн на пару дней ^.^)



далее 9 фото

@темы: бжд

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Домик на окраине леса

Давайте осторожно выйдем на улицу, тихо прикрыв за собой скрипучую калитку, и оставим старичка-цветовода спокойно доживать свои деньки. Нам предстоит небольшая прогулка: сейчас мы свернем налево, вот в этот проход между домами, затем опять налево, обогнем заросший дворик (осторожно, не споткнитесь о ступеньку!), а затем пройдем прямо по неширокой улочке, залитой солнцем. Серый булыжник нагрелся под ласковыми лучами, водостоки по его бокам совершено сухие. Протоптанные тропинки ведут к черным входам в дома, зеленые пышные кусты никогда не знали секатора, и в воздухе весело жужжат жуки да стрекозы. Возможно, это и не парадный вид города, но так мы сэкономим время. Теперь свернем направо и вуаля! Мы на месте.
Как вы, должно быть, уже заметили, город с одной стороны окружает огромный лес, настолько дремучий и заброшенный, что редкие люди рисковали зайти туда на прогулку. Толстые, сучковатые дубы опутали корявыми, потрескавшимися ветвями небо, почти не пропуская света, трава под ними пожухла и засохла, узкие, едва заметные тропки путались под ногами, уводя в неизвестном направлении, но в воздухе стоял дивный аромат диких цветов, сладко-терпкий, пьянящий, такого не встретить ни в одном королевском саду мира, а одинокие птицы весело перекликались друг с другом, зная, что тут они в полной безопасности. Действительно, горожане редко осмеливались заглядывать в эти владения природы, предпочитая прогулки в центральном парке, но одна семья поселилась возле чащи и совершенно не боялась природного заповедника. Сюда мы и идем.
Сейчас дом представляет собой жалкое зрелище: светлая краска облупилась, деревянные ставни и дверь изъедены червями, окна наскоро заколочены досками, низкий забор почти весь развалился, под окнами валяется куча мокрых поленьев и проржавевший топор. Несколько веков назад тут жила маленькая, дружная семья, но однажды что-то произошло.
Отец, высокий, крепкий мужчина с добродушным лицом и пшеничными усами, работал дровосеком, как и все мужчины его рода. С детства гуляя по лесу, изучая его повадки и привычки, в мельчайших деталях запоминая всевозможные приметы, он все сердцем полюбил его, свято храня тайны, недоступные обычным людям. Многие шептались, что он, как и его отец и дед, - колдуны, и потому лес им подчиняется. Отец слышал все эти сплетни, но только смеялся над ними. Веселый и находчивый, он иногда сам придумывал байку о духах леса и их помощи, что бы потом посмеяться со всеми. Его женой стала скромная, молчаливая девушка, постоянно засматривающаяся на шумного парня, который вечно старался обнять ее на каждом местном празднике. В их отдаленном домике постоянно было светло и весело и пахло пирогами и лесными цветами.
Долгое время Господь не посылал им детей, что безмерно огорчало молодых супругов, но все же, когда они почти отчаялись, на свет появилась чудесная малютка, прелестная девочка с белокурыми кудрями и ясными голубыми глазами. Своей очаровательной улыбкой она тут же завоевала любовь всех жителей городка, а аж родители и вовсе нарадоваться не могли, каждое утро молясь небу за дочурку. Девочка с раннего детства проявляла сильную тягу к искусству, часто рисовала, пыталась петь или лепить, но постоянно раздраженно забрасывала любое занятие: что может быть скучнее простого творчества? Краски, холсты, глина, камни, дерево, бумага, цветы – она отвергала все средства самовыражения, они казались ей слишком простыми и банальными, не способными выразить ее чувства, выразить ту, что живет глубоко внутри нее. Постепенно девочка отчаивалась все сильнее: как же так, почему у нее не получается раскрыть себя? Разве у нее мало таланта? Разве ее рисунками и танцами не восхищается весь город? Так почему ей так невыносимо тоскливо, чего она ищет? Ответа не было.
Время шло, и вот девушке исполнилось 17 лет. Наступила самая лучшая пора, когда молодые люди красивы если не от природы, то обаянием и бесстрашием юности. За прелестной дочерью дровосека ухаживали многие, но она предпочитала бродить по лесу в одиночестве. Образ все сильнее терзал ее изнутри, но выразить его она так и не могла. Однажды, когда девушка под вечер возвращалась домой, в ярко освещенном окне гостиной она увидела силуэты родителей: отец курил трубку, сидя возле огня, мать шила, низко склоняясь над пяльцами. От картины веяло семейным уютом и безоблачным счастьем, но красавица отшатнулась. В голове билась мысль: «В чем дело? К этому стремятся все, разве нет? каждый хочет спокойствия и мира, найти свою любовь, жить с ней в чистом доме, воспитывать детей, почему же мне так противно сейчас смотреть на живое воплощение людской мечты? Почему так болит в груди, а перед глазами темно? Зачем я исступленно ищу искусство? Почему не могу просто жить как все? Почему так мучаюсь только я, а не они? Где же тут справедливость?!»
Не осознавая, что творит, девушка схватила стоящий возле двери топор и ворвалась в комнату. Несколько ударов – и два самых близких для нее человека мертвы, а она сидит на полы, окуная ладони в теплую, вязкую кровь, и выводит на полу странные узоры. Небесные глаза потемнели, неподвижно глядя в одну точку, растрепанные пряди прилипли к щекам, дрожащие пальцы добавляли все новые и новые штрихи, превращая отполированные доски в произведение искусства, видимое лишь ей одной. Ночь быстро прошла, а наутро девушка очнулась возле разбитой головы матери, по прикрытым глазам которой ползали мухи. Глядя на бурые пальцы, на разводы на полу и трупы родителей, она заплакала. От жалости к матери и отцу, от ужаса перед вырвавшимся образом ее души, от страха за себя и неопределенное будущее. Внутри шевелилось что-то жуткое и всеобъемлющее, что заполняло сердце полностью и заставляло подчиняться, не оглядываясь на последствия. Едва только пальцы коснулись застывшей крови, как рука сама потянулась за топором, а на губах появилась безумная усмешка. Истерично захохотав, девушка выбежала из дома, исчезнув в ночном лесу.
С тех пор в городе часто стали пропадать молодые путники. Поговаривали, что они решались остаться на ночлег у миловидной и одинокой хозяйки домика на окраине леса. Поздней ночью можно было услышать вопль ужаса и злобный смех, а днем из леса иногда доносился тихий жалующийся плач. Оборудовав в подвале мастерскую, девушка сутками пропадала там, прерываясь только на поиск новых материалов. Все стены в доме были увешаны жуткими кровавыми картинами, на стенах висели наборы инструментов для добычи «краски» и перепачканные кисти. Прикованные к столу в центре помещения юноши видели только завораживающе безумную улыбку и слышали тихий шепот, похожий на предупреждающее шипение змеи. Но никто из них так и не увидел горьких слез раскаяния, которые проливала девушка, привычным жестом вырывая необходимые органы.
Что произошло потом – никто так и не узнал. Кто-то рассказывал, что девушка умерла от старости, кто-то - что она убила себя, когда долгое время не могла заманить жертву. Старушки в булочной шептались, что ее увез какой-то проходимец, что бы продать в цирк, но правду так никто и не узнал. Домик наскоро заколотили, пытались поджечь, но поднялся сильный ветер, а в лесу предупреждающе зашумели птицы, его и бросили.
Внутрь заходить не будем, нас ждут и другие дома с не менее интригующими историями.

@темы: старые дома

---

Домик с цветником

Где-то далеко, а может и близко, существует маленький город, похожий на все провинциальные городки, и одновременно неуловимо отличающийся от них. Он никогда вызывал особого внимания со стороны праздных туристов и любопытных путешественников. Построенный несколько столетий назад, он медленно умирал, погружаясь в бездну забвения: жители старели, дома осыпались, а молодежь стремилась поскорее покинуть это место. Фонтан на главной площади давно не работал, посаженные ровными рядами цветы и кустарники разрослись и смешались с сорняками, небольшие кованые оградки, некогда угольно-черные, потускнели и покрылись грязью, овальный пруд в парке больше не привлекал суетливых уток и важных лебедей. Но больше всего изменились дома. Почти все они заброшены, разбитые окна наскоро заколочены грубыми досками, огромные замки на дверях проржавели, некоторые крыши прохудились, а тропинки в забытых садиках скрыты разросшейся травой.
Город-призрак, город прошлого, которому нет места в настоящем, забытый всеми и покинутый, когда-то в нем кипела жизнь. О каждом доме можно многое рассказать, у каждого из них уникальное прошлое, полное тайн и загадок. Если вы не спешите, давайте немного прогуляемся, я расскажу вам некоторые истории этих молчаливых свидетелях времени. А начнем мы, пожалуй, вот с этого дома, окруженного ухоженным цветником.
Взгляните: вполне обычный на первый взгляд, он раскроет свою истинную сущность внимательным зрителям. Высокая каменная ограда не пострадала от времени, калитка лишь немного покосилась и теперь протяжно скрипит от малейшего ветра, яркий цветник, собравший лучших представителей флоры, роскошен даже сейчас, он будто оазис в пустынном городе. Огромные, склонившиеся к земле, и едва заметные, гордо тянущиеся к небу, яркие, словно бабочки, и прозрачно-бледные, стыдливо прячущиеся в тени подруг, распускающиеся каждый полдень и терпеливо ждущие ночи – каждый из цветов – шедевр природы, вобравший в себя частичку ее многогранного характера. Сладковатый аромат, мягким туманом переплетающийся с теплым воздухом, пьянил и завораживал, пестрые лепестки, покачиваясь на ветру, притягивали взор, заставляя рассматривать каждую прожилку.
Сам домик терялся на фоне такого великолепия. Светлые стены увиты плющом, толстые стекла таинственно поблескивали на солнце, да труба потеряла несколько кирпичей – вот и все жилище нелюдимого садовода. С первого взгляда казалось, что хозяева покинули жильё, но, приглядевшись, можно заметить их присутствие: примятую траву, лейку и лопату возле входа, ухоженность цветника.
Наверное, вы подумали, что владелец этого райского садика – лучший садовод на свете, посвятивший всю свою жизнь молчаливым красавицам. Что ж, в чем-то вы не ошиблись, хозяин действительно необычный человек, но его подопечные не всегда были растениями.
Много лет назад молодой юноша бродил по миру в поисках красивых девушек. Чутье безошибочно направляло его, приводя то в скромную избушку возле леса, то на поле боя, то в роскошный дворец, то в трущобы столицы, раскрывая перед путешественником красоту во всех ее проявлениях. Однажды он появился в роскошно убранном дворце могущественного восточного правителя. Пока царь с удивлением рассматривал невиданные украшения, привезенные путником из далеких европейских стран, тот заметил испуганную хрупкую девочку, выглядывающую из-за двери. Ей было всего 12 лет, она была младшей танцовщицей и должна была вскоре поступить в гарем и в лучшем случае на время стать старшей женой султана, погрязнув в интригах и фальшивых ласках. Но черные глаза ребенка горели огнем свободы и жаждой приключений, непокорный характер заставил пойти наперекор всем запретам и пробраться в зал. Юный торговец сразу приметил нарушительницу и, подойдя к ней, разложил у крошечных ножек свежие цветы, многие из которых никто раньше не видывал.
- Прошу, госпожа, выбери любой понравившийся цветок. Это будет моим подарком.
Смутившаяся девочка без раздумий схватила ярко-желтую стрелицию, острыми лепестками похожую на теплое пламя, и упорхнула быстрее, чем правитель успел заметить ее. Юноша с улыбкой собрал цветы, прошептав: «Символ мужественности и целеустремленности… Пожалуй, я помогу тебе исполнить мечту». Тем же вечером путешественник тайно выехал из страны, увозя на груди золотистый бутон стрелиции, прожилки которой выделялись теплым красным цветом.
А через месяц жители тихой деревеньки, расположенной на границе двух воюющих государств, с недоверием рассматривали высокого купца в белоснежной чалме, разложившего восточные специи на главной площади. Юноша, не смущаясь, окликал проходивших мимо девушек, со смехом что-то предлагая им, но лишь одна остановилась возле него. Тонкая, как греческая колонна, с узким бледным лицом и прозрачно-серыми глазами, она внимательно слушала непонятную болтовню, послушно вдыхала пряные ароматы, из вежливости купив незнакомые терпкие травы. Эту девушку знали и любили все обитатели, восхищаясь ее кротостью и смирением, в душе проклиная за излишнюю, как им казалось, доброту и показушность. С детства воспитываясь в монастыре, скромница была очень набожной, стремилась всем помочь, не замечая истинного отношения к ней. В тот же вечер на ее окне многие видели прелестный василек в простом кувшинчике, который следующим утром исчез вместе с таинственным торговцем.
В столице великого государства, погрязшей в роскоши и грехе, правила в те времена молодая и жестокая королева. Проводив мужа на войну, она блистала на проводимых ею балах, празднествах и казнях, с неизменной усмешкой наблюдая за всем, что могло хоть как-то взволновать ее холодное сердце. Чувствуя, как красота и молодость покидают ее, правительница не гнушалась ничем, что бы хоть немного продлить своё время. Ее дворец напоминал склад пиратских сокровищ после нескольких удачных грабежей, а в подвалах находились огромные лаборатории алхимиков. Вдоль стен неслышно скользили тени в черных плащах, временами сталкиваясь и вполголоса обсуждая что-то, в центре зала вокруг разведенного прямо в помещении костра бесновались одетые в лохмотья люди, прокаженные, калеки, пьяницы, воры, беспризорники, многие из которых – переодетые чиновники и дворяне, потакающие прихотям госпожи. Королева сидела на разукрашенном золотом троне, едва прикрывая тело обрывками гардин, и устало смотрела на всех этих людей, выпустивших на волю все низменные инстинкты. Грязь, похоть, безумие – все это настолько привычно, что перестало вызывать какие-либо эмоции. Вздохнув, девушка вышла на балкон. Где-то далеко горел чей-то дом, слышались глухие удары и вопли пьяниц, цокот копыт и ругань сторожей, а неподвижный воздух был так свеж и чист, что в душе что-то дрогнуло. Когда-то, еще до замужества, она так же смотрела на ночной город, мечтая, как все это будет принадлежать ей…
- Эй, Королева, выбери цветок.
Сидящий на перилах незнакомый юноша, широко улыбаясь, протянул ей яркий букет, собранный из разнообразных цветов. Не глядя, та вытащила изящный, непохожий на другие цветок: на тонком стебле, с нежно-желтым початком, окруженным единственным темно-красным лепестком, по форме смахивающим на сморщенное сердце.
- О, антуриум, как я и думал. Экстравагантный цветок очень подходит вам.
И незваный гость спрыгнул вниз, не смущаясь немалой высотой. Королева пожала плечами и ушла в спальню, сославшись на усталость, но долго не могла заснуть. Утром слуга был немало смущен и напуган, не застав госпожу в постели.
Через некоторое время юношу можно было увидеть уже в темном лесу, где, по слухам, обитали самые зверские и бесстрашные разбойники. Сидя возле костра в окружении цыган, слушая их громкий смех и перезвон бубенцов, он не сводил глаз с игривой и кокетливой черноволосой цыганки, в чьих темно-карих глазах мелькал багровый отголосок ярости, крови и жестоких развлечений, принятых в ее кругу. Украсившая ее кудри нежная тубероза безмолвно говорила понимающим: «Я не требую верности от тебя, давай просто жить сегодняшним днем». Сухой цветок еще долго хранил на груди задумчивый мечтатель-поэт, волей случая и любви затесавшийся в зловещую шайку.
Возле тихого пруда с книгой на коленях дремала задумчивая девушка, в золотистых волосах которой запутался солнечный луч. Она ласково улыбалась во сне, мечтая о чем-то своем, как вдруг тихие шаги прогнали легкую дремоту. Вскочив, она порывисто обняла усталого солдата, протянувшего ей трогательную светло-лиловый веточку молодой сирени. Через много лет такая же ветка сирени будет лежать на невысоком холме под одинокой ивой на берегу пруда, а старичок, вытирая одинокую слезу, в очередной раз прошепчет: «Любимая, куда же ты ушла?»
На темном чердаке, полным пыли и паутины, на засаленном тонком матрасе лежала худенькая девушка с коротким ежиком пепельных волос и огромными, подернутыми пленкой смерти, рубиновыми глазами. Альбинос, не прижившийся среди простых людей, она умирала, сжимая в хрупких ладонях, опутанных голубоватыми венками, пустой шприц и белую нераспустившуюся розу, центральные лепестки которой сияли угольной чернотой.
Были еще сотни девушек, блистательных, гордых и самовлюбленных, робких и застенчивых, верных и преданных, смелых и воинственных, раскованных и отчаянных. За ними увивались сотни поклонников, из-за их равнодушия погибли многие не менее прекрасные юноши, за одну только мимолетную улыбку приносились громадные жертвы, а они чувствовали себя королевами, владычицами мира, любое желание которых исполнялось в доли секунды. И в жизни каждой когда-то появлялся незнакомец, приносящий в дар чудесные цветы. Не задумываясь, красавицы выбирали цветок, отражающий их характер: капризная орхидея, яркий подсолнух, скромные ромашки, таинственные и нежные кувшинки – все они находили своих почитательниц. Торговец с радостью отдавал лучший экземпляр, прося в обмен лишь улыбку, и тем же вечером уходил из города, унося с собой совершенный цветок, почти такой же, как и подаренный накануне.
Долгие годы путешествий и поисков не прошли даром, коллекция этого человека поистине удивительна и уникальна, сейчас тут собраны почти все цветы, которые только существуют в мире. Осталось найти лишь 4 вида, но они встречаются так редко, что давно уже считаются мифом. Девушки, носившие их в сердце, не появляются больше на земле, потому старичку остается только ждать и ухаживать за другими, лелея мечту когда-нибудь собрать полную коллекцию прекрасных дев, сохраненных им в бессмертных цветах. Но его время подходит к концу, скоро уже жизнь навсегда покинет дряхлое тело, и что тогда сделается с его любимицами – неизвестно.
Вижу, вы нахмурились, вам не по душе такое увлечение? Или просто жаль девушек? В любом случае пройдемте дальше, тут задерживаться не стоит.

@темы: старые дома

---

притча

Однажды Ангел и Демон поспорили: есть ли в людях любовь?
- Есть, - утверждал Ангел. – Люди созданы по подобию Бога, которые есть огромная любовь ко всем, а значит и их сердца наполнены любовью.
- Я не спорю с тобой, но ты не прав. Да, некоторые способны любить, но есть ли такая вещь, которую любит все? – тихо смеялся Демон.
- Конечно, есть! Я докажу.
И они полетели на землю. Сперва Ангел подвел спутника к окну, неслышно отодвинув занавеску. В квартире весело праздновали день рождения пожилой улыбающейся женщины в длинном элегантном платье. Ее серые глаза сияли безграничным счастьем, когда внуки, два мальчика 10 и 7 лет нерешительно преподнесли ей самодельную открытку с надписью: «Мы бы очень хотели кушать твое вкуснейшее печенье, когда станем старенькими, как ты». Сидящая рядом молодая женщина постоянно держала старушку за руку, совсем как в детстве, а смеющийся мужчина с видеокамерой постоянно повторял: «Да улыбайтесь же, сегодня такой знаменательный день».
Ангел радостно улыбнулся, задергивая штору, и повернулся к скучающему Демону.
- Видишь? Любовь к родителям вечна.
Хмыкнув, Демон отвел светлокрылого в старый гниющий домик в умирающей деревне.
Лежащая на постели старушка с тоской смотрела в окно, не в силах даже пошевелить рукой, что бы дотянуться до стакана с водой. В углу возле почти стершейся дешевенькой иконки стояла фотография хмурой угловатой девочки-подростка. Это последняя и единственная фото ее дочери. Через неделю та уехала из дома навсегда и с той поры ни разу не появлялась, даже не писала матери. Сейчас за старушкой присматривала едва передвигающаяся соседка, но и та скоро сляжет, и она останется наедине с терзавшей многие года мыслью: она – пустое место для той, кому подарила жизнь, кого всегда любила все сердцем больше жизни.
- А теперь смотри, - шепнул Демон.
За много тысяч километров ярко накрашенная девица, допивая пиво, решительно отрезала:
- У меня нет матери.
- Видишь? Не во всех сердцах есть любовь к родителям, - усмехнулся посланник Ада.

Ангел нехотя кивнул и полетел дальше.
- Хорошо, тогда смотри.
В роддоме возле окна сидела молодая девушка, нежно прижимая к груди младенца. Трудные роды были позади и, хотя шрам после кесарева будет всю жизнь напоминать о них, мама была счастлива. Ребенок заворочался во сне, и ее сердце боязливо сжалось: не разбудила ли? Но нет, все в порядке. В дверь осторожно заглянул пожилой мужчина. Девушка кивнула ему, показывая малыша.
- Смотри.
- На тебя похож, доченька.
- Правда? Это хорошо, - и девушка поцеловала мягкую щечку. – Спи, сынок, не страшно, что папы у тебя нет, мы с дедушкой будем любить тебя всегда и всем сердцем, обещаю.
Демон недоверчиво покачал головой и полетел к высокой новостройке. В темной кладовке сидел испуганный мальчик, старающийся не всхлипывать, а за дверью опять орали друг на друга родители. Они кричали всегда, всю его жизнь. Обычно папа начинал злиться на маму, когда приходил поздно ночью. Тогда он вытаскивал его из кровати за шиворот на пол, больно сжимал плечо и орал: «Это не мой сын! Я не собираюсь воспитывать чужого выблядка!». Раньше мама плакала и пыталась забрать его от отца, но потом перестала даже пытаться. Теперь она орала в ответ, перечисляя множество мужских и женских имен, кричала про сломанную жизнь и мечты, которым помешал он, их сын. За дверью что-то разбилось, и мальчик вжался в стенку, мечтая исчезнуть, раствориться, оказаться как можно дальше. Если бы его спросили года два назад, любит ли он маму, он был сразу же кивнул и удивился странному вопросу. Демон осторожно присел за плечом ребенка и шепнул:
- Ты все еще любишь маму?
Тот в ответ лишь покачал головой:
- Не знаю…
- А мама любит тебя?
- Нет…

Ангел резко взмахнул крыльями, вылетая на улицу. Его темный спутник не отставал, ожидающе поглядывая на него. Отдышавшись, Ангел неуверенно обернулся:
- Я… Я еще не сдался!
На вокзале среди толкучки спешила девушка. Нетерпеливо откидывая длинные светлые пряди с лица, она вглядывалась в лица приехавших. Загорелые и бледные, усталые и возбужденные, радостные и мучительно ожидающие – но все не те. Внезапно ее волос касаются чьи-то губы, а теплые ладони закрывают глаза:
- Угадай, кто?
Не выдержав, девушка заплакала. Господи, да она узнала бы его голос и руки везде! Целых два года мучительных ожиданий, страхов и сомнений, правильно ли, тихих шепотов матери «Лучше бы погуляла с другими, сколько ждать-то можно? А вдруг не вернется?», добрых подружек, постоянно приглашающих на парные свидания с «офигенно красивыми мальчиками», вздыхающего отца, молчаливо намекающего на внуков, слез, истерик и бессонных ночей… Два года непрерывного напряженного кошмара, когда поддержку дарило только ее сердце и подаренный перед отъездом плюшевый зайчик с грустными глазками. Если нажать на его ухо, можно услышать родной голос, от которого дрожит сердце: «Я всегда буду любить тебя, родная, но лучше не жди: вдруг вернусь калекой или не вернусь вообще, не порть себе жизнь». И сегодня она ответила ему, прижимая к груди улыбающуюся игрушку и вытирая слезы:
- Какой же ты у меня глупый…
Демон поморщился и молча указал на дорогой ресторан неподалеку. За столиком возле окна обедала красивая, словно с обложки журнала, пара. Светловолосый юноша лениво смотрел на улицу, пока его спутница неторопливо курила, разглядывая картину на стене. Его рука лежала на ее ладони, машинально сжимая, но их глаза за все время обеда так и не встретились. Зная, как произвести впечатление, как улыбнуться и наклонить голову, они были вместе только что бы не быть в одиночестве. Как любила повторять девушка, «никакой любви – голый расчет». А юноша дополнял – «Любовь умерла вместе с Ромео и Джульеттой, зачем ворошить гниющий труп?».
Ослепительно белые крылья Ангела грустно поникли, но он упрямо помотал головой.
- Еще не конец!
Демон устало пожал плечами. Ему уже надоел этот глупый идеалист.

Девочка с темными кудряшками радостно смеялась, кидая палку огромной собаке. Та с лаем носилась вокруг, норовя повалить и облизать лицо. Споткнувшись на бегу, малышка упала в кучу ярко-золотых листьев и устало обняла верного друга за шею, гладя за ухом и целуя в мокрый нос.
Демон захохотал.
- Даже показывать не хочу. Ты отлично знаешь, как люди относятся к братьями меньшим. Да вон, смотри сам.
Возле подъезда сидел пушистый когда-то, крупный щенок и жалобно смотрел на дверь, сил скулить и проситься не осталось. Его взяли в семью полгода назад, умиленные неуклюжими прыжками, а, когда он немного подрос, выставили вон. Но псу нет даже года, он все еще маленький и глупый и все еще любит хозяев, как же он уйдет? Ведь его семья тут, в этом доме. Из окна выглянула женщина и крикнула в комнату:
- Он все еще сидит. Юра, надо было усыпить или в приют отдать, он же так и продолжит сидеть там, а вдруг в квартиру проберется?
Мужской голос глухо пробурчал:
- Возьми и зарежь, раз неймется. Я футбол вообще-то смотрю.

Ангел молча указал на старушку, старательно поливающую небольшую клумбу с яркими цветами, на которую любовались все прохожие. Демон показал скромную полянку в лесу, усеянную бумажками, осколками битого стекла, жестяными банками и окурками.
Ангел растерянно оглянулся и с улыбкой подлетел к известному артисту, с гордой улыбкой слушающего аплодисменты и крики восторга.
- Слава!
Демон кивнул в сторону скромной девочки-подростка, забившегося в уголок класса. Ее никто не замечал весь день, и она была счастлива: ничего хорошего она от окружающих уже не ждала.
Погрустнев, посланник Бога задумался и, просияв, показал довольного шахтера, получившего прибавку к зарплате: теперь он сможет купить любимой сестренке хороший подарок.
- Деньги!
Зевнув, его спутник продемонстрировал богатую, скучающую даму: она медленно резала на крошечные кусочки дорогие платья, разрывала цепочки и браслеты, размалевывала дорогие картины, безумно хохоча.
- От скуки не знает, чем себя занять, - пояснил обитатель Ада.
- Ладно… Секс!
Небольшой офис в центре столицы. За роскошным столом в окружении телефонов, бумаг, канцелярских принадлежностей и небольших, милых сердцу безделушек сидит красивая глянцевой красотой девушка, темные глаза пусты, словно у куклы. Сейчас у шефа закончится совещание, и он вызовет ее. Велит запереть дверь и подойти ближе. «… еще ближе… не боюсь, садись на колени… молодец, хорошая девочка…». А затем его руки на волосах, тяжелое хриплое дыхание возле уха, губы на груди, твердый стол и скинутые на пол документы. Накрашенные ресницы дрогнули, но секретарь быстро поморгала. Чего уж тут плакать, знала, за что ей будут платить наравне с начальниками отделов.
- Давай, дорогая, вперед. Подкрась губки, очаровательно улыбнись и помни: любая работа хороша, тебя так мама учила, а она врать не станет. А вечером, за очередной бутылкой вина, от всей души пожелаешь ему импотенции.
Ангел резко отлетел от окна.
- Я не сдамся! Красота!
- Чертов упрямец. Смотри же!
Пара взмахов крыльев – и они уже за кулисами модного показа, закончившегося почти два часа назад. Там в одиночестве рыдает высокая худая девушка, цепляясь за туалетный столик. Пропуск в мир гламура стоил ей здоровья, подорванного бесконечными диетами, семьи и подруг, не смирившихся с ее вечной занятостью, образования и карьеры – бесконечные показы и фотосессии в дневное время не способствуют обучению. А сейчас она потеряла последнее – мечту стать фигуристкой. Завистливые товарки частенько подкладывали ей кнопки и бритвы в туфли, ранки загноились, врачи с грустью констатировали – слишком запустила, в лучшем случае останется хромой, в худшем – придется ампутировать ступню.
Посланник Господа на секунду запнулся. Он, кажется, перечислил почти все, хотя…
- Вера!
Демон только захохотал, нетерпеливо шевеля крыльями.
- Ты жалок и смешон. Признай уже, что все бесполезно, светлячок.
- Это последнее, - глухо произнес Ангел, не поднимая глаз. – Люди всегда верят и любят свою веру.
- Хм, но вера – слишком обширное понятие. Выбери что-то одно.
- Вера в Бога.
На секунду воцарилось молчание.
- Ты проиграл, небесный посланник.

В крошечной церквушке, расположенной невдалеке от небольшой деревеньки, было тихо и душно, сильно пахло ладаном. Молодой священник медленно убирал огарки свеч, но в его движениях не было прежнего смирения. Его назначили сюда почти год назад, и он всегда исправно нес службу, мысля только о вечном блаженстве после смерти, но сегодня все изменилось, будто пелена с глаз упала. Он внезапно посмотрел на свою жизнь со стороны: одинаковые дни, наполненные мыслями о грядущем рае, безуспешные попытки повлиять на умы бездушных прихожан, в глазах которых читается лишь скука да непонимание происходящего.
- Они ведь простое стадо, тупые бараны, не способные мыслить самостоятельно. Да что там мыслить, даже чувствовать не в силах! Всегда ждут подсказки, направления, готового ответа, что бы все было сделано за них, а они только плоды пожинали. Они в тебя-то верят по привычке, потому что родители с детства вдолбили: Бог есть, ему молиться надо, а лучше сунуть деньги священнику, скачущему перед всеми, как обезьянка, пусть помолится за всех, раз заплатили. А моя жизнь… а что моя жизнь? Постоянные попытки вдолбить в людские каменные сердце хоть крошку благодати и любви. А какой смысл? Они не изменятся, я лишь трачу свое время, молодость, которая не вернется. А ведь мог бы завести семью, детей, счастливо жить, изображая любовь к жене и отпрыскам, и умереть в окружении внуков, притворяющихся, что им будет меня недоставать. Или написать великое произведение, которое снискало бы мне зависть современников и любовь потомков. Или прокутил бы 10 лет, а потом пустил пулю в лоб. У меня было столько вариантов в жизни, но выбор пал на этот… Ненавижу!
Громкий шум крыльев отвлек юношу. Выглянув за дверь, он увидел на пороге белое, длинное перо и две точки в небе, быстро удаляющиеся в сторону востока.

Нервно хихикнув, Демон почесал рожки, глядя, как обезумевший после их спора Ангел мечется по городу, заглядывая в души людям. Он так и не смог смириться с поражением, стараясь отыскать хоть что-то общее среди всеобщего многообразия людей. Пока получалось отвратительно. Житель Ада зевнул.
- На свою беду связался с этим, теперь присматривай да примечай, когда окончательно с ума сойдет, что бы спокойно добить. Милостив Господь наш, да только милость его… Упс, опять слинял, паршивец!
Тяжело взмахнув крыльями, Демон медленно поднялся в воздух и усмехнулся.
- А ведь близок был светлячок, очень близко. Все люди без исключения любят себя. Эгоизм – вот вечная любовь мира.

@темы: 1

---

- О, у нас вновь двое в гостях. Добро пожаловать… ээ, сударь?
- Можно и сударь.
- Простите великодушно, но может быть вы сударыня?
- Можно и сударыня, мне это неважно.
- Но…
- Как считаете, так и называйте, я выше этого дурацкого деления на мужчин и женщин.
- Как прикажите. А ваша спутница?
- Оно тихонько посидит с нами, мешать не будет. Вижу, вы ждете рассказа, извольте, сейчас расскажу.

«Бесполое существо, закутанное в длинную, до пола рясу серого цвета, с надвинутым на лицо капюшоном и с легкой шалью в руке. С ним ходит юная, печальная девушка, чьи глаза постоянно закрыты, и руки холоднее льда» - вот так нас описал один из тех немногих, кому посчастливилось выжить после нашего посещения. В правдивости его слов можете убедиться сами. Мы с сестрой никогда не были так же могущественны, как наши родные, мы не могли управлять и уничтожать народы и города, но число наших жертв тоже не маленькое, ибо против одного человека мы всесильны. В союзы почти не вступали, скорее, нас можно назвать падальщиками. Подобно стервятникам, мы охотились на тех, кто уже ослаблен и не может сопротивляться. Конечно, многим не нравилось такое, но жить-то надо.
Когда мы появились? Да понятия не имею, дни рождения не справляем, а тыкать всем в нос возрастом – моветон. Могу сказать одно – мы родились в лесу, окруженные высоченными темными елями, под тоскливый вой волков вдали. Когда я открыло глаза, сестра спала возле меня, свернувшись клубочком и зябко поводя плечами, а в обнаженную кожу болезненно впивались сухие иглы. Да, наш дом не был солнечным и радостным, как у Страсти или Гордыни, но выбирать не приходится, да и нам он пришелся по вкусу, даже уходить не хотелось, но кушать тоже надо. Накинув капюшон и взявшись за руки, мы отправились путешествовать.
Могу отметить, что действовали мы всегда безукоризненно: найдя человека, уже подвергшегося мукам ревности, бесплотной страсти, неоправданной гордости или иному греху, я осторожно подходило к нему и укутывало своей шалью. Это была очень занятная вещица: изначально она светло-серого цвета, всего на пару тонов темнее белого, но чем дольше человек носил ее, тем темнее становился цвет, и тем больше она весила. Под конец жертва не могла даже разогнуться, пригибаясь к земле. Вот тут-то мы и появлялись вновь. Я быстро снимало шаль, а сестра подходила к человеку, обнимала его и заглядывала в глаза. Признаюсь, в такие минуты я завидовало умирающему, ведь я никогда не видело ее глаз. Однажды я даже подкралось сзади, решив хоть чуть-чуть увидеть их, но сестра быстро отвернулась и, зажмурившись, бросилась прочь. Я с трудом догнало ее и обняло, чувствуя, как она дрожит. С тех пор я отворачивалось, когда она подходила к жертве.
Многие грехи обожают играть с людьми, мучить и ломать, но не всем удается это так изыскано и непринужденно, как нам. Сколько эмоций испытывает человек, укрытый моей шалью, вы и представить себе не можете! Самые сильные пытаются бороться, сопротивляться, что-то делать, но не видят, что все их усилия бесполезны, что так они лишь сильнее утопают. Когда шаль снята, пару мгновений длится облегчение, словно все внезапно стало хорошо, но это иллюзия, от сестры почти никто не уходил живым. К несчастью, погубила нас случайность.
Как-то раз мы забрели в дремучий лес. Идеально сумрачный, с высоченными деревьями и запутанными, едва видными тропинками, временами прерывающимися топкими болотами, пропитанный сыростью, туманами и страхом, он нам сразу же приглянулся, уж очень на наш дом похож был. Мы решили отдохнуть, но, как только вошли, я почувствовало знакомую энергию, мою, родную. Сестра тоже уловила ее и даже улыбнулась: столь чистой и насыщенной она была. Следуя по запаху, мы дошли до одного из самых опасных болот. Его поверхность была затянута ряской, припорошенной желтой листвой, отчего вода была не заметна, но стоило ступить, как обманчивая твердь проваливалась и вот вы уже в плену: глубокое дно, сплошь покрытое длиннющими водорослями, радостно обвивающими попавшего к нем в капкан, становилось вашей могилой. Спастись почти невозможно.
Стоя на берегу, мы видели маленькую девочку, ей было не больше 8 лет. Намокшие белокурые волосы прилипли к щекам и лбу, губы и кончики пальцев уже посинели, она мелко дрожала, не стирая слез, градом катившихся по грязным щекам, а глаза… Я никогда не смогу забыть их. Огромные, прозрачно-голубые, с крошечными, едва заметными зрачками, они, замерев, смотрели в одну точку. «Как кукла» - шепнула сестра. Девочка мгновенно обернулась к нам, вскрикнув от поднявшейся волны. В упор глядя на нас, она протянула тонкие ручонки и срывающимся шепотом произнесла: «Ангелы?.. Вы спасете меня?.. Правда же?..». А затем внезапно закричала из последних сил: «Пожалуйста!.. Я не хочу умирать! Я хочу жить!»
Меня словно пронзило разрядом тока. Ее страх, боль, безумная надежда и непреодолимая жажда жизни – это невозможно описать, это надо было чувствовать. Сестра испугано спряталась за мной.
- Неужели она нас видит?..
А я подошло ближе и село возле девочки. Желание жить ярко светилось в ее глазах, ослепляя, но внутри этого сияния отчетливо виднелся туман смерти. Помочь ей было невозможно. Я машинально накинуло шаль на ее плечи, заворожено глядя в ее глаза, а ребенок вцепился в мою руку, повторяя как заклинание: «Я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить…». Шаль мгновенно стала черной, я сорвало ее и хотело отойти, но не смогло вырвать руку. Сестра неуверенно села рядом, прижала ладони к щекам девочки и заглянула ей в глаза. Невольно я посмотрело туда тоже. В прозрачных зеркалах души, затянутых мутной рябью, предвещающей скорую гибель, отражались мы: темные, зловещие фигуры, кажущиеся бесплотным, но неотвратимым роком, смертельным и ледяным. Вскрикнув, я схватило сестру за руку, она обернулась. Ее глаза были абсолютно черными и бездонными, они вытягивали душу, сжимая ее когтями, вырывали из еще живого тела.
С тихим вздохом сестра отпустила ребенка, маленькое тело тут же скрылось под водой, а мы молча пошли дальше и заночевали в пещере. Впервые мы спали, отвернувшись друг от друга. Мне всю ночь снились безжизненные голубые глаза, внутри которых медленно угасала жизнь. Когда я проснулось, сестра сидела возле входа, закрыв лицо руками. Подойдя к ней и отведя ладони, я увидело черные провалы – она выколола себе глаза. Не сдержавшись, я заплакало, а она сказала…

- «Знаешь, я никогда не видело себя. Я не отражаюсь в зеркалах, воде или глазах людей, но мы с тобой слишком похожи, почти близнецы, поэтому твои глаза похожи на мои. И вчера, когда ты посмотрело на меня, в твоих глазах я увидело себя, ужасающий сгусток темноты, отравляющих последние мгновения жизни. А потом почувствовало, как ты медленно вытягиваешь из меня жизнь. Это было так страшно, что я теперь никогда не смогу подойти к людям. Прошу тебя, будь моим поводырем, пока я еще живо». Да, я все это помню, братик, позволь сегодня назвать тебя так. Но ты не все рассказал. Увидев меня в крови, ты отдал один свой глаз мне, а затем вытащил тело девочки из воды…
- Да, мы разделили ее глаза между собой, что бы чувствовать и видеть все эмоции людей. Это ужасное наказание, что мы наложили на себя добровольно, хоть немного искупит нашу вину перед тем ребенком.
- Спасибо вам, уважаемые Уныние и Отчаяние. Но скажите, Уныние, что стало с вашей шалью?
- Шаль послужила саваном при погребении. Теперь мы каждый год приходим к одинокой, почти незаметной могилке и просим прощения. Хотя неведение не оправдание злодеяния.
- То есть ребенка можно было спасти?
- Мы этого не знаем. Но ведь мы даже не попытались сделать это…

@темы: грехи

---

- Добрый... О, как вы обворожительны! Сударыня, скажите, разве и вы создание тьмы?
- Естественно.
- Но это невозможно! Ваше лицо, чудные локоны, прелестные глаза… Вы не можете быть причастны к ним! Вы верно ангел, попрощавшийся с небом во имя человечества?
- Сказала же, я не ангел! Я принадлежу к великому и могучему роду Грехов и горжусь своей семьей. Не смей сравнивать меня с жалкими крылатыми курицами, что могут лишь кудахтать!
- Простите покорно, я несколько увлекся. А кто это с вами пришел? Какой красивый юноша.
- Можешь не стараться, он тебе не ответит.
- Почему же?
- А то не видишь сам.
- Действительно, молодому человеку явно не до меня. Думаю, вы расскажите нам…
- Свою историю? Разумеется.

- Ты верно заметил, я очень красива, но это не единственное мое достоинство. Еще я известна, дружу со всеми известными людьми мира, многие из них были даже слишком близко знакомы со мной, в моих спутниках очаровательный молодой человек – кстати, это мой брат и не только – но самое главное: я супруга ангела, настоящего посланника Бога. Не делай такой лицо, расскажу про все, ничего не утаю.
Знаешь, в каких хоромах я жила раньше? О, это невозможно описать: повсюду были отполированные зеркала в резных тяжелых рамах, на полу мягчайшие меха с длинным ворсом, а в самом центре – гигантская кровать, застеленная ослепительными белыми простынями, ее обычно занимал братик. Кстати, у него родство почти такое же известное, как мое: его сестра-близнец – одно из ваших самых светлых чувств, но и она с червоточинкой. Если я вам обо всей их семейке расскажу, вы сильно удивитесь. По секрету: они как раз являются связующим звеном между нами и светлыми. Да и у меня, если припомнить, есть кузина-светлая, но обо всем позже, иначе окончательно собьюсь.
Так вот, мои дни проходили в любовании собой. Мне ужасно нравилось вставать утром и прихорашиваться, зная, что каждое мое грациозное движение повторяют сотни копий, и можно рассматривать саму себя со всевозможных ракурсов. Идти в мир людей не особо хотелось, там слишком грязно и противно и полно простолюдинов. Бррр!
Так и жила бы я счастливо в своем мире, но как-то раз ко мне заглянула одна из наших, весьма примечательная личность. Но тссс! Я пообещала не называть имен. Скажу только, что она многим нашим помогла, у всех крестная мать, никому не отказывает, а работать с ней очень просто, она неприхотлива. Так вот, пришла она ко мне, решила в свет вывести, иначе, мол, завянет ее крестница без поддержки людской. В общем спорили мы долго, но в итоге пришлось идти, правда я с братиком пошла, не решилась его одного оставлять.
Пришли мы в какой-то восточный город, а там такое столпотворение! Меня едва не растоптали более старшие и расторопные родичи, но братик успел схватить меня за руку и шустро скользнул в темный магазинчик. Там было очень пыльно и заставлено, крошечное помещение ломилось от всевозможных европейских товаров, по большей части грязных или разбитых. Как я позже узнала, на востоке очень ценилось все чужестранное, это была экзотика для неизбалованных нищих, приходивших поглазеть, но ничего не покупавших. А в тот момент меня привлекло овальное зеркальце с изящной серебряной ручкой, выполненной в виде переплетенных змей. Тонкая царапина пересекала его наискосок, и отражение казалось слепленным из двух половинок, но я все равно взяла его, а братик захватил остановившиеся карманные часы с зеркальной крышкой.
Поскольку люди нас не видели, мы могли спокойно гулять по улицам, хотя меня они порядком раздражали, эти грязные, вшивые, гниющие изнутри… Фу, они же словно крысы! Меня каждый раз трясло, когда кто-то из жителей подходил слишком близко, и тогда мы вдвоем поспешили к огромному дворцы из слоновой кости и золота. Несколько помпезно, но для этой страны самое то, султан же – божество и жить должен с размахом. Миновав стражу, мы добрались до обеденной залы. Там вовсю шло пиршество, множество толстых стариков поглощали истекающее жиром мясо, запивая его несчетным количеством вина, вокруг них извивались тощие танцовщицы, с завистью поглядывая на кушанья, музыканты в углах машинально щипали струны, осоловев от ароматов кушаний и вида обнаженных девиц. А рядом, прильнув к людям, увивались множество наших, я успела опознать только сестер Страсть и Похоть, и Ревность, обнимающую молодого музыканта.
Ошалев от громадного количества энергии, я захмелела и села по правую руку от султана, братик сел слева, и, держа вдвоем мое зеркальце, мы показали его султану. Тот сперва будто и не замечал ничего, но мы прижимали зеркальце к его глазам, и он наконец-то поддался. С громким хохотом он начал бессвязно уверять всех, какой он красивый, замечательный, умнейший, талантливейший, любимейший и прочее, требуя подтверждений тому. Опешившие слуги начали рьяно кивать всем его слова, соревнуясь в самом заковыристом комплименте, но мы уже пересели к другому старику, затем к следующему и следующему. В общем через каких-то полчаса в зале кипела нешуточная драка. Все повытаскивали изогнутые сабли и бросились в бой. Тут же откуда-то выскочил мелкий чертенок, позже я узнала, что это был Гнев, и так завертел всех, что пришлось позорно спасаться бегством. Мы с братиком с трудом выбрались через окно и, отдышавшись, продолжили странствие, направившись в Европу.
Вскоре нам пришлось расстаться. Братик остался с заколдованной принцессой, привлекающей многих юношей загадочностью и неприступностью. Надо сказать, что меня она не впечатлила, внешность довольно заурядна, даже братик подтвердил, что я намного красивее ее, но некоторые приключения изрядно помяли его, потому пришлось остановиться тут. Мы обнялись и пообещали друг другу вскоре встретиться.
Выйдя от принцессы, я призадумалась. Восточные страны мне никогда не нравились, в Европе стало скучно, Америку еще не открыли. Оставалось два пути: вниз и наверх. Вниз путь мне был заказан, а значит выбор очевиден. К тому же как раз в то время мне встретился будущий супруг.
Этот ангел привлек мое внимание сразу же, не было в нем той ослепительной чистоты, как в прочих. Нечто темное, отголосок чего-то близкого мне, витал возле него, никто не смог бы заметить этого, а я почуяла издали. Кстати, вот тут-то и проявилось главное отличие ангела от человека: даже тьма в нем была идеальной, без малейших примесей. Не буду утомлять рассказом о нашем знакомстве, скажу лишь, что тут-то мне пришлось попотеть, я притворилась отголоском сильной любви какой-то матери к ребенку. Иногда, если чувство очень сильно, чуть ли не обожествление, то после смерти человека это чувство живет еще некоторое время неприкаянно, а потом растворяется. Явление абсолютно безопасно и появляется раз в век, люди никогда не умели чувствовать по-настоящему.
Ну так вот, опять я отвлеклась. Познакомились мы с ангелком, я попросила побыть со мной последние часы. А видок у меня тогда был тот еще: чем ближе к раю, тем бледнее и замученее я становилась, энергия быстро уходила. Так что проникся божий посланник ко мне печалью, решил добро сотворить и повел на небо прогулкой развлечь. Ох, сколько же мук я претерпела! Думала, и впрямь помру где-нибудь под древом знаний, но кое-как обошлось. Не поверишь, как стали подходить к Господу, у меня по коже ожоги пошли, пришлось срочно спасаться бегством. Ангелок не понял, конечно, ничего, за мной побежал, а я вниз сиганула. Сижу на низком грозовом облаке, раны зализываю, и никак понять не могу: что с землей приключилось? Людей нет, городов нет, лесов и рек тоже, будто начало мироздания. Ангел рядом сел, вниз таращится, тоже не понимает, а затем на меня глянул и остолбенел: я уж красоту свою вернула и к нему на колени пересела. За шею обняла, по щеке глажу, зеркальце под нос сую, мол, погляди только. Он как глянул, так и пропал. Грудь колесом тут же, крылья горделиво расправил, кулаком себя в грудь бил, мне руку подал, пошли, дескать, со мной, любовь моя, ты мне глаза раскрыла, мы теперь неразлучны с тобой. А я что? Ну под руку взяла его, пошли, говорю, Рай завоевывать.
Что дальше было, вы наверное знаете. Восстание ангелов провалилось, моего супруга в Ад сбросили, он, пока летел, весь былой лоск потерял, страшный такой стал, но гонор не умерил, все к себе звал жить, но мне не особо хочется брачное ложе со страшилищем делить, вновь удрала.
Прилетела к братику, а он там неплохо с принцессой сдружился, и спит с ней, и ест, и комната у нее, как у меня была. Обидно стало, не успела улететь, как он замену подыскал, а он меня обнял и засмеялся. «Глупая ты, - говорит. – Ну какая она тебе замена, ты погляди только». Вытащил часы, что в том магазинчике взял, и запустил. Я оглянулась, а комната вся паутиной заросла, пылью покрылась, зеркала потрескались, а в центре на кровать сморщенная старуха сидит, там, где только что принцесса была. Я вскрикнула, а братик только улыбнулся.
-Видишь теперь? Пока мои часы не ходят, время вокруг остановлено, но стоит только завести их, как все возвращается в нужное русло.
- Недавно, когда я с неба спустилась, людей не было, и земля была очень странная. Твои проделки тоже?
- Ага, я максимально отодвинул время назад, интересно было. Да и ты свою любовь встретила.
- Ой, да перестань…

- То есть вы познакомились с ангелом, когда попали во временную петлю?
- Типа того. Я сперва перенеслась назад до упора почти, а потом в настоящее. Типа путешествия во времени.
- И это все эффект часов?
- Ну да. Почему ты спрашиваешь о каком-то примитивном механизме, когда я рассказала, что являюсь женой ангела?!
- Но он уже не ангел, уважаемая Гордыня, он властитель Ада.
- Все равно, он теперь очень влиятелен! А все я надоумила его!
- Конечно-конечно, не спорю. А позвольте узнать, раньше ваши родственники приходили с некоторыми увечьями, с зашитыми глазами или ртом например, но вы ничего не лишились.
- Лишилась… Когда Люцифер был еще ангелом, он подарил мне крылья, большие и тяжелые, перламутровые. А когда я ушла от него, он в гневе спалил их, и теперь у меня на спине два ужасных шрама.
- А ваш брат?
- Он потерял самого себя, больше не лезет в дела людей и только любуется своим отражением. В принципе Нарциссизм больше ни на что и не годен.

@темы: грехи

---

- Добро пожаловать, сударь. Ох, как же вы…
- Молчать! Доберусь сам!
- Но вы же…
- Сказал же, сам!
- Хорошо-хорошо, не горячитесь так. Может все-таки… Хотя вижу, вы и сами отлично справились. А позвольте узнать, давно ли?
- Давно ли я лишился ног? Да уж порядочно. Я не обидчив, можешь спокойно спрашивать.
- Думаю, всем будет любопытно узнать о вас. Поведайте нам о своей жизни.
- Да легко. Слушай.

- Как видишь, я отличаюсь от многих родных. Мелкий, вертлявый, смуглый, со спутанными лохмами и спрятанными крошечными рожками, я всегда был чьим-то спутником, очень редко ходил в одиночестве, но это не потому, что я слабее или меньше их, просто вдвоем веселее. Я появился тогда… Хм, а когда же? Не помню даже, наверное, когда человек впервые взял в руки паку. А может тогда, когда он впервые напал на соседа без особой причины. Или когда просто так разбил горшок, в общем не особо важно. Люди… Знаешь, люди очень смешные. Они постоянно пытались избавиться от нас, клеймили и проклинали, но и обойтись без нас не могли, поклясться могу. Лишь немногие успешно боролись с нашим родом, но и то почти всегда проигрывали, пример сестренки Ревности тому доказательство. Но я отвлекся.
С самого моего появления, когда я только изучал мир, перепрыгивая от одного человека к другому, я заметил многих своих. Они были старше и уже вовсю развлекались, увлекая жертвы в бездны отчаяния и страха, а у меня никак не получалось. По природе своей я вспыльчив, скор на расправу, крайне злобен и неуправляем, все быстро ломались из-за этого, а хотелось большего, хотелось мучить и терзать, ломать и крушить души, как прочие. Но такое было недоступно, неудовлетворенность часто выливалась в дикие погромы, что давало бурный выплеск энергии, но удовлетворения не приносило. Я досадовал на себя за несдержанность, но поделать ничего не мог.
Как-то раз я очутился на поле битвы двух могущественных государств. Там уже царствовала одна из нас, но справлялась с трудом, ведь мало одурманить людей, надо зажечь в них искру, срывающую все запреты и ограничения. И тут-то понадобился я. Вы бы видели, как войны бешено нападали друг на друга, рвали и выдирали сердца, сносили головы, утопали в крови, уничтожали всех на своем пути!.. Настолько завораживающего зрелища давненько не приходилось видеть. Я купался в море энергии, хмелея от ее обилия, краем сознания понимая, что в одиночку повторить подобное вряд ли смогу. Сестра протянула руку и, разумеется, я согласился.
Какое-то время мы провели вместе, но, заскучав, я сбежал и продолжил странствие. Слухи о моих способностях распространились быстро, многие наши сами искали встреч и предлагали краткие союзы. Не могу сказать, что было плохо, но знаете… «Вечный спутник, мальчишка, не способный к самостоятельности, чья-то тень, всего лишь дополнение» - немного обидно слышать подобное постоянно, а ведь я намного сильнее многих! И тогда я решил показать всем зазнайкам, на что способен. А для этого был один способ – пробраться на небо.
Знаешь, оглядываясь в прошлое, я невольно понимаю, что, пожалуй, зря влез в эту авантюру, но молодость, гормоны бурлят, хочется признания и славы… А ведь очень неплохо жилось раньше… Но я опять отвлекся.
Попасть на небо было всегда проблематично, особенно мне: туда же не ведут тропинки, горы или лестницы, только с ангелом долететь можно, но крылатые такие чистые, светлые, тени и то не отбрасывают. Пришлось хитрить. Был там один ангелок, Сатана, слышал поди о таком. Так вот, хоть он и был, как прочие, создан Господом, но неудачным вышел, наши имели на него сильное влияние. Загордился он, мол, совершенен, как и Бог, так и хочу тоже править, и начал остальных склонять на свою сторону. Наши немного опешили от подобного, но некоторые наглые полезли на небеса, навели там шороху, и я в их числе был. Только умнее оказался, и когда дело к финалу подошло, и Господь всех на землю пошвырял, я потихоньку спрятался и затих, понаблюдать решил.
Ох, ну и времечко началось… Чуть от голода не помер, все ходят благообразные, любящие, добрые, ни малейшего намека на тьму! Хоть бы один подумал: «Как же эти люди тупые надоели!», мне все легче. А тут только и чувствуешь, что смирение и печаль о судьбе рода людского. И холод страшный, кровь в жилах стынет за пару минут. А ангелам нипочем, летают себе смирненько, в хитон укутаются и беседы с Богом ведут о спасении всеобщем. Уж не знаю, сколько бы я там побыл, да только на вторые сутки у меня чесотка от разговоров началась, сижу, когтями кожу скребу, как пес бродячий, а вокруг голоса-голоса-голоса… И свет постоянно!
В общем взвыл от жизни такой, уж собирался отказаться совсем от затеи, как вдруг чувствую: знакомым повеяло, да каким насыщенным! Едва утерпел, что бы не броситься со всех ног, подкрался осторожно, выглядываю: мать моя, да это ж от Господа энергия исходит! Ей-богу, чуть на месте не провалился, глаза выпучил и дышать боюсь, а Бог смотрит на землю, головой скорбно качает, а я-то чую: злится он, зацепило что-то крепко. Была не была, подкрался поближе, с облаками слился, только рожки и торчат, затаился и смотрю. А на земле разгул жуткий: люди буянят, греховодничают, заповеди не соблюдают, в общем наши развлекаются на славу. Даже жаль было пропускать подобное, но пришлось.
Вот, значит, сидим мы, сидим, Господь вроде успокоился, начал указания ангелам раздавать, типа, явитесь этому и тому, пусть прославляют меня да остальных убеждают. Ангелочки стоят, слушают, да крыльями зябко поводят, меня, видать, чуют, но не признается никто, постесняется. Улетели все, Бог вновь на Землю глянул, а я тут как тут: поближе подкрался и давай воздействовать. Мне-то не надо ни шептать, ни глаза одалживать, достаточно рядом постоять да подумать правильно, люди к моему присутствию чрезвычайно чувствительны.
В общем много времени прошло, Господь так в дела людские погрузился, что меня вообще не заметил, все кручинился об овечках заблудших. А я, уже не таясь, в тень его пересел, поглядываю вниз и комментирую: «Ну что за люди! Ну зачем ему чужая жена, своя же если и покрасивее? Наверное, специально, что бы позлить!», «О, а этот-то зачем у бедняка гроши отобрал? Совсем стыд потерял, сам спит на золоте, а все туда же!», «Да что же это?! Ребенок ворует?!», «Что со всем городом?? Что с миром?! Он совершенно забыл заповеди?! Так пусть пронесется кара Господня над всеми ими! Да познают они гнев мой!»
На землю обрушился огненный дождь, гром оглушил меня, а молнии ослепили. Отчаянные вопли проникли даже сюда, возвестив о кончине людей, и, наверное, многих наших. Господь в бессилbе опустился на колени, кажется, не понимая, что на него нашло, а я… Эх, признаться, ступил я тут… Начал скакать вокруг, увиваться возле Бога, выкрикивать воинственные кличи, в общем радовался сильно, мощнейшая волна энергии в голову неслабо вдарила. А ведь стоило поберечься как минимум пару веков. Очухался я только, когда Господь меня за шкирку поднял, да потряс хорошенько. Да и то не совсем очухался, все пытался обнять его, братюней называл, расписывал, как было бы круто уничтожить все планеты и всех ангелов с демонами, как мы с ним провернем все это… Вспоминать сейчас тошно.
В общем и слова мне не сказал Бог, швырнул вниз, как шавку провинившуюся. Пока летел, от души насмеяться успел, уж больно хорошо мне было, а вот возле самой земли не смешно стало: везде горы да пепел, кое-где огонь бушует, куда приземляться – неизвестно. А пока раздумывал, шмякнулся на гору какую-то, ноги переломал. С трудом пополз живых искать, а их и нету никого, даже наши все погибли, я трупы по дороге видел. И знаешь, так неприятно на душе стало, вроде как я виноват, всю семью перебил, а сам, гад, выжил…

- И вы пришли сюда?
- Пришел… Приполз, как червяк последний!
- Да, приползли. А неужели невозможно вылечить ноги?
- Возможно все, да только зачем? Не прыгать мне уже.
- Вам хотя бы легче будет.
- Сказал же, не хочу! Хоть немного за своих пострадаю!
- Как скажите, не кипятитесь, уважаемый Гнев. Не стоит разносить и этот скромный домик.
- Не стану, весь интерес после Бога потерял. Так злиться еще никто не умел…

@темы: грехи

---

- Добрый вечер, уважаемая. Ой, куда же вы? Немного правее, правильно, вот и я. Не стоит смущаться, вижу сам, в чем проблема, позвольте помочь. Нет? Вы не хотите вновь видеть? Что ж, это ваше право… Но тогда позвольте вопрос: какого цвета ваши глаза?
- Я уже точно и не помню… Кажется, они темно-зеленые с черными крапинками.
- Какой необычный цвет! Но вы точно не хотите видеть?
- Точно, я видела слишком много.
- В таком случае прошу вас, садитесь тут.
- Благодарю. Сейчас я расскажу свою историю.

- Я родилась так давно, что уже и не вспомню точной даты и места. Иногда мне кажется, что я существовала всегда, с момента зарождения человека. Люди всегда привлекали мое внимание, играть с ними, мучить и терзать – все это забавляло меня, хотелось испытать каждого, посмотреть, как поведет себя он. И, надо отметить, разочарования были редки: разрушить судьбу нескольких семей, убить себя или другого, отомстить изменой, восстановить весь свет против преступника – о, сколько изощренного коварства скрыто в мыслях богоподобных существ! Летая по свету, я не могла налюбоваться на так называемых высших существ: эти гордецы всегда считали себя выше всех прочих живых существ, превозносили свой разум и контроль над чувствами, но видели бы вы, как сжимались и горели их сердца, стоило мне лишь приблизиться и дать взглянуть моими глазами! Сколько страсти, эмоций, гнева, тоски, мстительности и злобной энергии пробуждалось даже в самом тихом и скромном из них! Но я несколько отвлеклась.
Однажды мне довелось попасть в величественный собор столицы. Строгий, мрачный, окутанный какой-то дымкой уничижения перед лицом Всевышнего, он сперва показался опасным местом, где мне делать было совершенно нечего. Но что-то продолжало тянуть туда, словно неслышимый аромат духов, что не почувствуешь, но запомнишь навек. И я решила войти. Перед иконой Богоматери на коленях стоял седой священник, смиренно кланяющийся до пола. Стараясь не глядеть на людей и полностью отдаваясь их порывам сердца, вскоре я оказалась возле него. В недоумении оглянулась, но все вокруг было, как в обычной церкви: страстные молитвы, открытые для добра души, помысли о возвышенном. «Что же, черт побери, меня сюда привело?! Или чутье решило обмануть? Да и вообще, как в таком дряхлом теле может существовать что-либо, нужное мне?» - так думала я, нерешительно стоя возле не замечавшего ничего старика.
Тем временем к алтарю тихо подошли две монахини, пришедшие из другого города. Священник мельком оглянулся на них, нахмурился и с еще большим усердием продолжил молитву, я же едва устояла на ногах: неожиданный злобный порыв захлестнул с головой.
Вечером того же дня, дождавшись, когда старик отслужит вечерние молитвы, потушит все свечи и запрет собор, я неслышно последовала за ним. Закутанный в плащ с капюшоном, сгорбленный, он быстро бежал вперед, не разбирая дороги. Как крыса, он промчался по грязным закоулкам и черным подворотням, мимо открытых вонючих кабаков, пьяных бродяг и ярко накрашенных женщин, пролетел по всем задворкам великолепной в центре столицы, ни разу не подняв головы, а я едва поспевала за ним, млея от восторга. Наконец, он вернулся обратно к собору, отпер крохотную постройку неподалеку и упал на узкую кровать, тут же заснув.
Оглядевшись и вновь проверив душу священника, я не могла поверить в такое: его обитель была сплошь уставлена иконами, привезенными из всех известнейших храмов, почти перед каждой стояла тускло светящаяся лампадка, а внутри этого человека жила злоба, заполнившая всего его. Постоянно молясь Богу и ангелам, он вечно испытывал муки ревности, как капризный ребенок, не в силах понять: если он такой хороший и послушный, почему родители любят не только его, но и безобразничающего брата? Ревнуя Господа ко всем людям мира, он все чаще думал: «Вот бы они все исчезли, тогда Господь будет любить только меня, так же как я люблю Его одного». Когда я нашла его, ревность настолько срослась со стариком, что моё участие почти не потребовалось.
Проснувшись задолго до первых петухов, священник привычно встал на утреннюю молитву с чистой еще душой, но я уже была настороже. «Скоро проснутся все эти люди, не способные ценить Бога, не желающие знать его, пока им не понадобится помощь. Только взгляни на улицу: разве пьяницы, богохульствовавшие вчера всю ночь, заслуживают его любви и прощения? А мерзкий блудницы, что продадут душу в обмен на пару золотых? А их дети? Уродливый цветок, выросший в навозе, не станет прелестной розой, их души погублены задолго до рождения. А все те, кто приходит помолиться в воскресенье? Они машинально бормочут знакомые слова, не понимая их, так же машинально подают милостыню и ставят свечи, потому что «надо». А вчерашние монахини? Они ведь не ради Господа пришли, они пришли только затем, что бы потом в своем городе рассказать, как далеко ходили ради веры, а все вокруг подумали: «Какие же они набожные и какие же мы грешные». Людям не нужен Бог, они не способны любить его так, как любишь его ты». Опустив руки, старик чутко вслушивался в мои речи, повторяющие его мысли, и лицо его все больше мрачнело.
С того дня моя жизнь заметно улучшилась. Монах не считал себя неправым, напротив, он решил, что Господь посылает ему такие мысли, что бы он мог подготовиться к очищению земли, и лишь распалял себя. Но время шло, а очищающей катастрофы все не было. Раздосадованный священник все больше отдалялся от прихожан, чаще отсиживаясь в своей комнатушке и перечитывая библию. И хотя моё житье не ухудшалось, скука постепенно овладела и мной. Много эмоций – это хорошо, но действия бы еще к ним…
Однажды, в очередной раз снуя по кабакам, я вспомнила об одном своём знакомом, немало задолжавшим мне за все годы сотрудничества. Удовлетворенно хмыкнув, я направилась к ближайшему мосту, прихватив с собой одного пьяного задохлика, переживающего из-за ушедшей жены.
Уже через пару дней священник, забыв о Боге и молитвах, внимательно изучал толстенную книгу в черном потрепанном переплете, от недоверчивой радости временами истерично хохоча, а я стояла в углу, терпеливо наблюдая за ним. Все оказалось просто: если хочешь добиться чего-то, но не получается, проси помощи, даже если ее предлагает враг. Пусть Дьявол поможет ему избавиться от конкурентов на любовь Господа, потом ему питаться все равно нечем будет, сам и помрет, а его молитв хватит на поддержание жизни Бога и всех ангелов.
Тут я вынуждена прерваться и пропустить скучные описания подготовки, вызова и соглашения с Сатаной, скажу только, что силы монаха оказались огромны. Каким-то образом он смог призвать самого Люцифера, а не простых чертей, как я планировала. К сожалению, все переговоры прошли без моего наблюдения, я тогда временно удалилась, что бы не портить себе сюрприз, и затаилась в сырой глубокой пещере, спускающейся к центру земли. Несмотря на близость огня, воздух там оставался холодным, стены были покрыты скользкой слизью, а по полу текли обжигающие огненные ручейки, в которых спокойно купались саламандры. Удобно устроившись в уголке, я вскоре заснула.
А когда проснулась и вышла на волю, все было закончено, но не так, как хотел старик. Обугленная земля, покрытая метровым слоем праха и золы, догорающие останки деревьев, разрушенные города и села, серый туман, бордовое небо, ослепительно-белые кости под ногами и отсутствие живых существ – вот так встретила меня обновленная земля. Как потерянная, я шла вперед, желая найти хоть кого-нибудь, и чувствовала, что силы мои быстро убывают, а вокруг все явственнее слышался нарастающий пронзительный писк. Зажимая изо всех сил уши и зажмурившись, я бежала вперед, спотыкаясь об останки людей и зданий, но впереди не было ничего, кроме мрака. Упав в очередной раз, я уже готова была сдаться, но к моему плечу кто-то прикоснулся. Удивленно открыв глаза, я отшатнулась: это был тот священник. Замотанный в грязные тряпки, лысый и сморщенный, весь в пыли, он, кряхтя, сел возле меня.
- Ну и кто ты?
- А ты кто, старик?
- Я слуга Господа, прославляю Его и его войска ангельские.
- Старик, ты спятил. Оглянись: какой Бог, какие ангелы? Ты вызвал Люцифера, и он уничтожил все и всех.
- Нет, - старик упрямо замотал головой. – Он помог мне доказать Богу, что я единственный достоин его любви, а все остальные не любят его и потому умерли.
Разгневавшись, я схватила его за шею и с силой встряхнула.
- Идиот, ты уничтожил всех людей и всех моих родичей! Как мы должны жить без эмоций?! Ради себя одного убить стольких!
Отшвырнув монаха прочь, я направилась дальше, было противно находиться возле него. Но какое-то время спустя меня догнал тихий шепот: «А ведь это твой необдуманный поступок привел к краху, ты виновата в том, что жизни больше нет, в том, что все погибли…». Я пыталась убежать, но голос преследовал меня, иногда казалось, что сам старик гонится за мной.
С трудом добежав до спасительной пещеры, я бросилась внутрь, обжигаясь о ручейки лавы, больше похожие уже на реки, но вскоре замерла: пещеры больше не было, за время моего отсутствия она словно погрузилась вниз и теперь почти от самого входа начиналось огненное озеро, продолжающее наполняться. Устало опустившись на камень, я впервые задумалась: как теперь жить? Я всегда была уверена, что смогу выжить везде, где есть хотя бы 3 человека, но сейчас остался лишь один, да и тот сбрендивший иссушенный старик в погибающем мире, смотреть на который особого желания не было.

- И тогда ты зашила себе глаза и отправилась наощупь искать смерти?
- Нет конечно. Глаза мне зашил кто-то другой, пока я спала.
- А почему ты не решила разрезать нитки?
- Зачем?
- Действительно… Ну а почему же ты не попыталась возродить живых существ вместе со священником?
- Я не человек, я не могу такого, да и сил почти не было.
- Что ж, спасибо тебе за рассказ, Ревность. Надеюсь, ты сможешь вернуть себе былое величие.
- Я всегда смогу это сделать, уверяю.

@темы: грехи

---

- Здравствуйте, девочки. Ну что, расскажете нам свою историю? Что же вы молчите, вы ведь так хотели, что бы вас выслушали и поняли?.. Ах да, у вас сшиты губы, потому вы немы. Давайте я помогу… Опа! Готово.
- Ай! Как же больно!
- Ох, я едва могу… Ау!
- Не прикасайтесь к ранам, они будут с вами вечно.
- Что?!
- Эти кровоточащие дырки?!
- Да, за все нужно платить. Так вы расскажите?
- Да. Кто начнет?
- Давай ты, у тебя хорошо получается.
- Хорошо, слушайте же.

- Мы познакомились случайно, столкнулись на пиру еще в Древнем Риме или Греции…
- А не в Египте?
- Или в Китае? В общем не важно. Я тогда сидела возле толстого лысеющего мужчины, весь вечер искоса поглядывающего на прелестную служанку, а ты постоянно ходила возле неприметного слуги, молодого красивого юноши, на которого заглядывалась та служанка. Возле моего клиента временами появлялись еще люди, но я быстро отгоняла их, очень не люблю делиться, и временами следила за тобой. Ты же, словно не замечая, увивалась возле молодца, что-то шепча ему на ухо, вы так сплелись, что никто из наших не решался подойти к вам. Не встречая тебя раньше, я была заинтригована, но слуга успел исчезнуть до того, как мой мужчина соизволил встать, опираясь на стену, и пойти в сторону коридора, куда убежала до этого служанка.
- Ты мне тогда тоже приглянулась, я почувствовала что-то родственное.
- Далее встретиться нам довелось через пару часов. Я сидела на крою постели, в которой пыхтел мой клиент, пытающийся справиться с вырывающейся служанкой, а тот юноша ворвался через распахнутое окно. Возле него бесился какой-то чертенок, визгливо командующий на непонятном языке, а ты скромно стояла в стороне, затем медленно подошла к кровати, но, увидев меня, побледнела и злобно отвернулась. Слуга тем временем успел убить мужчину одним ударом блеснувшего ножа и теперь стоял возле рыдающей девушки, в недоумении глядя на труп, чертенка уже не было. Я сердито вздохнула и прижалась к парню, тот мгновение поколебался, но все же сорвал с себя одежду и навалился на заоравшую девушку. Довольно хмыкнув, я повернулась: ты стояла очень близко, с жадностью наблюдая за людьми, в прозрачно-зеленых глазах мелькала заинтересованность.
- Ты протянула руку и, глядя в темно-зеленые глаза, я пожала ее, решив идти рядом. Выбравшись из дома, мы долго бродили по лесу, раскинувшемуся невдалеке, пока не вышли к темной поляне, едва освещенной в центре луной. На свету трава серебрилась и мягко покачивалась, а в воздухе кружила почти незаметная пыльца, в тени же притаились невиданной красоты цветы, хрупкие и полупрозрачные, как призраки, но со столь ярким и притягательным ароматом, что и передать невозможно. Возле них порхали темные бабочки и светлячки, служащие единственным освещением, травинки под ногами, казалось, незаметно опутывали ноги, убеждая остаться и прилечь, что я и сделала. Ты села возле, ласково проводя пальцами по моим волосам, а после…
- Твои волосы золотой рекой рассыпались по земле, приминая цветы, бабочки, напуганные таким великолепием, разлетелись. Погладив тяжелые пряди и наслаждаясь их густотой и шелковистостью, я подсела ближе, а вскоре, осмелев, поцеловала тебя, прижимая к земле.
- Не знаю, сколько времени прошло, ночь и не думала заканчиваться, а от всего мира мы были укрыты тихими трелями соловья, но пришлось вернуться к людям. И тут нас настиг первый удар. Тебя стали преследовать и заклеймили преступницей, меня же принимали лишь некоторые люди, но с такими условиями и оговорками, что выполнить их было равносильно самоуничтожению.
- Как потерянные, мы вдвоем бродили по миру ночами, старательно избегая всех встречных людей. Ты могла контактировать с некоторыми нашими собратьями, но ваш союз тут же объявлялся незаконным и часто уничтожался. Чаще всего мы ютились по подвалам и дремучим лесам, иногда ты выбиралась в деревни и города, но добычи было крайне мало, а тут еще и делиться со мной…
Однажды я не выдержала и под покровом ночи пробралась в местную церковь. Тамошний священник, сухой, сморщенный старик с черными впалыми глазами постоянно клеймил весь наш род, предлагая взамен какую-то непонятную загробную жизнь. Наверное, он был колдун, иначе почему все жители с трепетом слушали его и подчинялись? Но сейчас это неважно, я решила отомстить. Подойдя к узкой кровати, взяла его за руку и тихо-тихо зашептала на ухо нужные фразы. Старик сперва не реагировал, но я была упорна. Почти 2 месяца каждую ночь наведывалась к нему, с гордостью видя, что он подчиняется: искоса поглядывает на молодых прихожанок, часто старается прикоснуться к ним, долго молится вечерами об изгнании пагубного демона, но я слишком долго терпела унижения, что бы позволить кому-либо защитить его. Наконец, однажды ночью, как только священник забылся тревожным сном, я взяла его за руку и повела в дом к одной хорошенькой девушке, живущей недалеко от церкви. Будучи крайне религиозной, она чаще прочих посещала святое место и усердно молилась, не до конца впрочем осознавая, зачем это делает. Возле нее временами ходила и ты.
Не буду пересказывать всего, но когда я с довольной улыбкой повернулась, что бы уходить, то увидела тебя. Дрожа, ты стояла возле окна и смотрела на кровать, кусая губы. Дежа вю.
- В ту ночь я осталась возле девушки, предчувствуя что-то необыкновенное. Когда же появился священник, сомнений не осталось: скоро придешь и ты.
- Тогда мы с тобой поняли, как можно выжить. Пусть все вокруг святые при свете солнца, но ночная тьма скрывает все: и стыдливый румянец, и сладострастный вскрик, и безумные желания, и всю мерзость, на которую только способна фантазия человека. А мы, скрывающиеся в темноте, легко можем воспользоваться этим. Наши быстро смекнули тоже самое, и по всей земле начала распространятся вакханалия.
Будучи изначально светлым существом, ты не особо одобряла такие вылазки, но люди наложили столько ограничений, что твоему терпению пришел конец. Теперь ты с долей злорадного удовлетворения нашептывала нужные слова днем, что бы я могла развивать их ночью. Жертв становилось все больше и больше, в дело пошли не только люди, но и животные, картины, произведения искусства, даже растения и природа. Тебе было очень нелегко, даже не столько из-за этики, сколько из-за рутинной работы: увидеть в сердце человека страсть, например, к кошкам и раздуть ее до вожделения – до сих пор удивляюсь, как тебе это удавалось?
- Сама не знаю. Если бы я была человеком, сказала бы, что любовь, но это не совсем так. Скорее чувство единения со многими твоими.
- Таким образом мы прожили очень много лет, но постепенно все надоело. У людей не осталось запретов, они почти перестали бороться с искушением. Оставалось, конечно, немало не прельщенных людей, но в глубинах душ и они признавали свое поражение. Были крепкие семьи, в которых родители не помышляли об изменах, но как часто я слышала отголосок мысли: «Какая красивая дочка у меня растет! Жалко, что дочка…», «Ух ты, а у сынка-то член побольше отцовского уже…», «Вау! У дедули денег нехило. Вот бы он не был моим дедом, можно было бы соблазнить и подзаработать». Разумеется, многие мысли возникали всего раз и в шутку, но сам факт!
- И тогда мы решили уйти.
- Не совсем уйти, заснуть и посмотреть на людей будущего. Мы заснули на полянке, помнящей нашу первую ночь, а когда проснулись, были в ужасе. Полянки почти не осталось, цветы завяли и начали разлагаться, трава пожухла, только под нами остался зеленый клочок, мотыльки и бабочки мертвыми кучками валялись вокруг, а от соловьев остались скелеты. Предчувствуя недоброе, мы пошли к людям. Лучше бы оставались там.
- Все так изменилось. Люди стали подобием роботов, они все делали машинально. Голодны – бросили пару таблеток в воду, выпили и все, постарели – пришли в специальное здание, перенесли мозги и воспоминания в новое, специально выращенное тело, а старое уничтожили, захотели спать – легли в прозрачную капсулу и через пару часов встали полностью отдохнувшими. Все наши пропали, ведь людей больше ничего не тревожило, им не хотелось богатства, славы, любви, красоты, ничегошеньки. Как бледные призраки прошлого, мы прошлись по городам, чувствуя только пустоту и боль на губах. Даже церквей нигде не было, все заменили роботы и техника. И тогда мы решили…

- И тогда вы пришли ко мне, верно?
- Да.
- А вы не заметили, что ваши губы оказались сшиты людьми, что бы вы не могли больше нашептывать им соблазны?
- Нет, мы были слишком подавлены.
- А теперь вы хотели бы возродиться?
- Нет, уже слишком поздно.
- Что ж, спасибо за ваш рассказ, сестры Похоть и Страсть. Один только вопрос: ведь Страсть могла бы пробудить в людях всех ваших, почему же..
- Почему я не сделаю этого? Я устала и хочу только покоя, как и Похоть.

@темы: грехи

---

В это раннее утро в электричках совсем нет людей, а потому можно спокойно сидеть возле запотевшего окна и задумчиво рисовать пальцем, изредка испуганно оглядываясь. Маленький светловолосый мальчик зябко ежится, но упорно продолжает протирать ладошкой холодное стекло, что бы вновь увидеть скошенное поле, покрытое белыми клубами тумана. Тихо всхлипнув, ребенок опускает голову на скрещенные руки и устало закрывает глаза.
Три дня назад его старшую сестру нашли в подворотне с перерезанным горлом и разорванной одежде, вчера ее похоронили, сегодня ночью он убежал из дома. От вечно пьяных родителей, давно забывших о существовании детей, от ненавидящей и не скрывающей этого бабки, от брата, шляющегося по подвалам с наркоманами и временами ворующего в магазинах мелочевку. Вся жизнь маленького, забитого ребенка протекала среди отбросов общества, среди мата, грязи, ненависти, пошлости, звериных инстинктов и правил «Убей или убьют тебя». Дикие законы дикой стаи: скопившееся днем раздражение взрослые привычно сбрасывали вечерами на более слабых, неудивительно, что до 50 лет никто не доживал. Да что там полвека, 40-летних-то почти не осталось.
Все дети округа либо с малолетства приучались к попрошайничеству в более престижных районах города и мелким разбоям, что бы хоть как-то добыть хлеба, и вырастали дикими волчатами, либо умирали, едва дожив до 3 лет. Мальчику повезло больше. Среди всей мерзости квартала у него было свое солнышко: старшая сестра, маленькая, хрупкая, с бледной кожей и прозрачно-серыми глазами. Едва ли не единственная из всех, она работала уборщицей в бедной больнице на границе двух миров и часто брала мальчика с собой, пыталась научить его читать и писать, временами украдкой приносила грошовые леденцы, считающиеся роскошью, а вместо сказок рассказывала о том, как они будут жить, когда он вырастет. И мальчик, удивленно распахнув глаза, внимательно слушал заманчивые предсказания, веря всему и сразу.
И вот вчера ее закопали в землю навсегда. Выпивший с утра отец долго орал на нее, проклиная за то, что ему приходится трудиться в выходной, а мать рылась в немногочисленных вещах в поисках денег. Мальчик долго сидел возле свежего холмика даже без креста и смотрел на голые ветки, заменившие ему цветы. А дома озверевшие родители избили его и заперли в пустой комнатушке. В окно ярко светил фонарь, создавая на потолке причудливые тени-руки, по стеклу жалобно скреблась ветка, наперегонки выли собаки и ветер. Обняв колени, мальчик сидел в углу и плакал. Плакал от тоски, отчаяния и безысходности, от потери единственного близкого человека, от страха за свою жизнь… Вдруг ему показалось, что сзади его кто-то обнял, стало тепло, а в голове прошелестел голос сестры: «Этим ты делу не поможешь… Иди…».
Парень смахнул грязные капли с щек и встал, быстро побросал в рюкзак все необходимые вещи и прислушался. Все тихо, только пьяный храп за стеной. Ловко открыв форточку, кинул на землю рюкзак и осторожно слез следом. Когда-то его научила этому старшая сестра.
На улице очень темно, кажется, что весь город внезапно вымер. Ни единого звука, только шуршание листьев под ногами. Мальчик поправил рюкзак и быстро пошел в сторону станции. И ему кажется, что весь мир принадлежит только ему…
А в противоположном конце вагона сидит маленькая девочка в чистом, опрятном платье и двумя хвостами светлых кудрей. Ее семья богатая, но очень строгая. С детства окруженная гувернантками, няньками, учителями, правилами, запретами, указаниями, она очень рано начала задыхаться. Ужасная смесь лицемерия, равнодушия, фальшивых улыбок, блеска и мишуры плотным коконом окружала ее, все сильнее прилипая к коже, впитываясь в нее. Постоянно протягивая руки из золотой клетки на волю, прося о небольшом внимании со стороны взрослых, девочка получала в ответ лишь легкий шлепок по пальцам. «Некультурно протягивать руки».
Сидя вчера вечером в пустой спальне матери, пока родители веселились на очередном званном ужине, и глядя на рекламные фотографии улыбающихся семейств, девочка внезапно встала, побросала в маленькую сумочку кое-какие дорогие ее безделушки, осторожно выглянула во двор и бросилась к приоткрытым по случаю обхода воротам.
И вот она тут, сидит возле окна, изредка глядя на пассажира и нервно теребя подол платья. Подойдя к ней и взглянув в светло-серые глаза, мальчик мгновенно понимает: они похожи. Всеми брошенные, никем не любимые дети. Такие маленькие, но в глазах столько боли. Мальчик протягивает руку, девочка, помедлив секунду, подает свою. Дети сидят рядом и смотрят в успевшее запотеть окно, крепко держась за руки. Теперь они будут вместе. Возможно, через пару дней их поймают и отправят назад, возможно, они умрут через полгода на помойке, возможно, вырастут и поженятся, а может, озлобятся на весь мир. Неизвестно, что будет дальше, да и какая разница? За чувство свободы и неизвестности они готовы заплатить любую цену.

@темы: город

---

- Эй, привет..

Каждый раз, выходя из подъезда, он видит одно и тоже: серую бетонную стену, колючую проволоку поверх нее и кусочек неба, каждый раз разный: вчера он был скучного серого цвета, словно продолжение забора, а сегодня прозрачно-голубой, как воздушный шарик, который ему подарили на прошлый день рождения. Интересно, какое оно будет завтра? Может, темно-синим, как море в книжке про Золотую рыбку, а может светло розовым, как мамина помада, или вообще белым? Белое небо он видел лишь раз, зимой, когда шел сильный снег. Тогда отец сказал:
- Смотри внимательно, это падают кусочки облаков.
И он смотрел, прижавшись носом к стеклу и улыбаясь наивности взрослых: неужели они верят в это? Конечно же это не кусочки неба, это просто огромные белые пчелы, заснувшие на лету, и теперь они не смогут донести мед до спящих медведей, и те умрут от голода. Так ему шепотом рассказывала бабушка.
Прикрыв ладонью глаза, мальчик продолжает смотреть вверх. Его крохотный мир ограничен этими высокими плоскими камнями, и ему уже тесно внутри, но как выйти наружу, он пока не знает, ведь единственная дверь слишком тяжелая, у него не хватает сил даже приоткрыть ее. А внутри все неизменно: старые качели, скрипуче жалующиеся на ветер, горка, с которой можно кататься только зимой, когда она покрыта слоем льда, песочница с землей, голое дерево, на котором почти не растут листья, и синий совок с желтым ведерком, забытые какой-то девочкой. Даже поиграть не с кем, все куда-то уехали…
- Эй, привет.
Мальчик удивленно оборачивается. Возле дерева стоит незнакомый взрослый, хотя выглядит он как его двоюродный брат, веселый парень, иногда приезжающий в гости на мотоцикле и катающий их с соседом по двору.
- Ты один тут?
Мальчик кивает, вспоминая, как родители часто повторяют: «Не разговаривай с незнакомыми людьми, они могут быть плохими людьми». Но этот взрослый не выглядит опасным, и мальчик спокойно подходит ближе, делая вид, что хочет просто посмотреть на дерево. Парень усмехается.
- А чего молчишь-то? Я не кусаюсь, честно.
И шутливо поднимает обе руки вверх. На его пальце сверкает кольцо с черепом, оно неожиданно успокаивает: такое же кольцо носит его брат, а значит, он хороший.
Парень присаживается на корточки и протягивает ему конфету.
- Держи, пацан.
И неожиданно добавляет:
- А хочешь, я покажу тебе то, что скрыто за этой стеной? Хочешь увидеть мир взрослых?
Мальчик кивает, и взрослый берет его за руку, выводит из двора, усаживает на мотоцикл, сам садится вперед и резко газует. Маленькие ручки крепко вцепляются в куртку, перед глазами мелькают смазанные дома, деревья, люди, шоссе и телефонные столбы, только небо так и осталось неподвижно. Водитель что-то кричит, но мальчик не слышит, машинально кивая в ответ. Ветер больно бьет по лицу, но он не плачет, ведь он уже не маленький, ему целых 4 года и 10 месяцев.
Мотоцикл так же резко тормозит, отчего пассажир больно стукается лбом о спину впереди.
- Приехали, пацан.
Сильные руки подхватывают его и несут куда-то вверх, перед глазами все по-прежнему кружится и почему-то хочется спать. Те же руки раздевают его почти так же, как когда-то раздевала мама, проводят по горячей коже, касаются губ, груди, живота, ног, спины, губы целуют волосы и лоб, как делала это бабушка, когда он болел. Спать хочется все сильнее, и мальчик закрывает глаза, лениво отпихивая назойливые пальцы, поглаживающие его по попе.
А дальше все происходит очень быстро: откуда-то появляется яркий свет, грохот, толпа кричащих людей, среди которых были и его родители. Мама плачет и обнимает его, папа что-то спрашивает, грозные дяденьки с пистолетами куда-то уводят сопротивляющегося парня, затем его сажают в машину и везут в незнакомых дом, дают плюшевого заштопанного зайца и попросят показать, где дядя его трогал.
Мальчик непонимающе смотрит на игрушку, а та молча смотрит на него блестящими пуговичками.
- Ну же, где он тебя трогал?
Детские пальцы несмело имитируют действия, проводят вниз по шее, груди, животу, раздвигают лапы несопротивляющегося кролика и ласкают между ними. За стеклом слышится мамин всхлип «Хватит, перестаньте!», а мальчик продолжает водить ладонью, не понимая, чего от него хотят.
Потом дом, кровать, испуганная бабушка и череда соседей, с волнением спрашивающих у него:
- С тобой все хорошо?
Он кивает, разумеется, с ним все хорошо, и все было хорошо, тот парень хотел, что бы он поскорее вырос и узнал другой мир, не ограниченный глупыми стенами и проволоками, а они притащили его обратно. Зачем?
Мальчик увидится с тем парнем только через несколько недель, уже зимой. Парень выглядит грустным и усталым, но, увидев в толпе людей его, улыбается и подмигивает.
- Не грусти, мы еще увидимся и покатаемся на мотоцикле, обещаю!
Глупые взрослые тут же начинают кричать и шуметь, помешав ответить, но про себя мальчик шепчет:
- Я буду ждать тебя.

Высокий парень стоит возле дерева, словно ожидая кого-то. Бетонные стены ничуть не изменились со времен его детства, а проволока успела проржаветь, но небо осталось такое же удивительно синее, как и тогда. Из подъезда медленно выходит мальчик лет 5 на вид и неуверенно подходит к нему, старательно делая вид, что не удивлен незнакомым взрослым во дворе. Парень улыбается и протягивает ему руку.
- Привет, малыш, ты живешь тут?
Неуверенный кивок в ответ.
- А хочешь узнать, что за этими стенами? Там очень интересно.
Молчание.
- Не бойся меня, я хороший, честно. Хочешь, покатаемся на мотоцикле, а потом пойдем поедим мороженное?
Мальчик неуверенно косится на окно второго этажа.
- Родители ничего не узнают, это будет наша маленькая тайна.
Мальчик, подумав, протягивает руку. Парень, крепко сжав ладошку, выводит его из двери, так же как много лет назад его выводил другой парень с кольцом-черепом. Он так же сажает мальчика на мотоцикл и велит держаться крепче, так же привозит его в заброшенный дом, так же раздевает и укладывает в кровать. И так же верит, что просто помогает мальчику взрослеть, не понимая, что сам в душе остался наивным ребенком, повторяющим чьи-то действия за взрослыми.

@темы: город