еще одна зарисовка про женщин, которых пока нет
Когда Ада прилетает в Нью-Йорк, первым делом она отправляет фотографию аэропорта и неба Аманде. Та отвечает сразу же, буквально через секунду, вне зависимости от времени суток. Ответ обычно короткий «Ок» или «Хорошо», но Ада всегда улыбается – она отлично понимает, что Аманда не заснет, пока не получит фото, даже если на часах почти четыре утра, а через пару часов ей уже нужно вставать.
читать дальшеПосле этого Ада идет пить кофе – прямо в аэропорту, с чемоданом, наскоро причесанная и зевающая. Она всегда выбирает одну кофейню, определенный кофе – большой капучино с каплей кленового сиропа и щепочкой корицы – и столик, стоящий в углу. Ада не торопится, даже если через несколько часов ей нужно быть на важной встрече в полной боевой готовности. Глядя на проходящих людей – спешащих и неторопливо-важных, с чемоданами или крохотной сумкой, с детьми, любимыми или одинокими – она будто растворяется.
Любой аэропорт – это тысячи ежедневных крохотных историй о любви и расставании. Ада любит наблюдать за этим водоворотом и жалеет, что не стала фотографом: тогда бы у нее была бы огромная коллекция обнаженных чувств и эмоций незнакомых людей, которых она в жизни больше не встретит.
Затем она едет проверят, на месте ли Центральный парк Нью-Йорка. Ада всегда просит таксиста проехать мимо него, хоть несколько метров, на несколько мгновений вынырнув из боковых улочек. Ей неважно, если ли там пробки и сколько времени придется проторчать на одном месте, не волнует набегающий ценник и недовольство таксиста – Ада должна увидеть чертов парк, хотя бы его кусочек, убедиться, что он никуда не делся.
Следующим пунктом обязательного плана идет посещение Уильямсберга. Ее интересует дом на пересечении Хупер-стрит и Марси-авеню, прямо напротив католической церкви. Зайдя в продуктовый магазин на первом этаже этого дома, Ада всегда видит там Абрама – очень дальнего родственника своей бабушки по материнской линии. Когда та уехала с любимым в Великобританию, Абрам единственный из всей семьи не проклял ее и поддерживал связь – писал несколько раз в год, поздравляя с еврейскими праздниками.
Когда Ада несколько лет назад впервые поехала в Нью-Йорк, бабушка попросила ее передать Абраму небольшой сувенир из Израиля. Когда девушка вошла в магазинчик – в коротких шортах, с распущенными волосами и яркими браслетами на руках – Абрам едва не выгнал ее. С тех пор Ада старается соблюдать местный дресс-код: тщательно убирает волосы под косынку, надевает закрытое черное платье и смывает косметику. Однако Абрам, улыбаясь, все равно указывает на ее маникюр и ворчливо сообщает, что в таком «потаскушечьем» виде не пустил бы свою дочь из дому. Время идет, у дочери Абрама подросли свои дети, но старик все еще не пустил бы ее из дому. Ада всегда рада слышать это ворчание: Абрам нравится ей, и она не хочет думать, что однажды не застанет его на привычном месте.
Абраму почти семьдесят лет, а то и больше. Он полностью седой, с длинной бородой, прозрачными голубыми глазами и быстрыми движениями. Однако при Аде он не спешит: неторопливо дает наставления помощнику, медленно отворяет дверцу, ведущую из кассовой зоны, поправляет по дороге продукты, иногда даже подметает пол, будто нарочно заставляя Аду ждать.
Но уже на улице Абрам, улыбаясь, протягивает девушке руку и ведет в очередной ресторан экзотической кухни: вьетнамской, перуанской, португальской, французской, китайской или любой другой. Абрам придирчиво изучает меню и терроризирует официантов расспросами об ингредиентах, выбирая самой кошерное. Ада же всегда заказывает фирменное, чем вызывает сильное удивление персонала: во-первых, женщина выбрала сама, во-вторых, взяла совершенно некошерное.
Ада и Абрам могут говорить обо всем: она рассказывает о работе и проектах, о проблемах с Амандой и Анастейшей, он слушает и дает советы. Несмотря на вероисповедание, Адам совершенно иначе смотрит на жизнь и не против образа жизни родственницы. Он даже намекнул, что не обязывает ее одеваться как ортодоксальная еврейка, но Аде нравится на пару часов окунуться в культуру, которая могла бы стать ее, если бы когда-то бабушка выбрала долг, а не любовь.
Только после обеда, вернувшись в гостиницу и выйдя из душа, Ада отправляет фото аэропорта Анастейше. В зависимости от ее настроения, в ответ прилетает либо радостное сообщение, наполненное вопросами и смайликами, либо фото «фака» на фоне смятой постели, учебной библиотеки, душевой кабинки. В зависимости от реакции Ада отправляет либо адрес, либо откладывает телефон, ничего не ответив. Через несколько часов Анастейша напишет ей сама, а вечером или ночью в отместку Ада поставит на ее шее несколько заметных засосов, за что утром получит подушкой по спине. Ну а после можно и выложить на стол привезенные сувениры: английский чай и джем. Иногда продукты дополняются милыми мишками или подобными безделушками, которые так любит Анастейша и ненавидит Аманда.
Утром, выпроводив Анастейшу и позвонив Аманде, Ада наконец-то может приступить к работе. А ее работодатель еще удивляется, почему она всегда улетает на день раньше – пусть бы сам попробовал проделать все по списку меньше, чем за день!
еще одна зарисовка про женщин, которых пока нет
Когда Ада прилетает в Нью-Йорк, первым делом она отправляет фотографию аэропорта и неба Аманде. Та отвечает сразу же, буквально через секунду, вне зависимости от времени суток. Ответ обычно короткий «Ок» или «Хорошо», но Ада всегда улыбается – она отлично понимает, что Аманда не заснет, пока не получит фото, даже если на часах почти четыре утра, а через пару часов ей уже нужно вставать.
читать дальше
Когда Ада прилетает в Нью-Йорк, первым делом она отправляет фотографию аэропорта и неба Аманде. Та отвечает сразу же, буквально через секунду, вне зависимости от времени суток. Ответ обычно короткий «Ок» или «Хорошо», но Ада всегда улыбается – она отлично понимает, что Аманда не заснет, пока не получит фото, даже если на часах почти четыре утра, а через пару часов ей уже нужно вставать.
читать дальше