- О, у нас вновь двое в гостях. Добро пожаловать… ээ, сударь?
- Можно и сударь.
читать дальше- Простите великодушно, но может быть вы сударыня?
- Можно и сударыня, мне это неважно.
- Но…
- Как считаете, так и называйте, я выше этого дурацкого деления на мужчин и женщин.
- Как прикажите. А ваша спутница?
- Оно тихонько посидит с нами, мешать не будет. Вижу, вы ждете рассказа, извольте, сейчас расскажу.
«Бесполое существо, закутанное в длинную, до пола рясу серого цвета, с надвинутым на лицо капюшоном и с легкой шалью в руке. С ним ходит юная, печальная девушка, чьи глаза постоянно закрыты, и руки холоднее льда» - вот так нас описал один из тех немногих, кому посчастливилось выжить после нашего посещения. В правдивости его слов можете убедиться сами. Мы с сестрой никогда не были так же могущественны, как наши родные, мы не могли управлять и уничтожать народы и города, но число наших жертв тоже не маленькое, ибо против одного человека мы всесильны. В союзы почти не вступали, скорее, нас можно назвать падальщиками. Подобно стервятникам, мы охотились на тех, кто уже ослаблен и не может сопротивляться. Конечно, многим не нравилось такое, но жить-то надо.
Когда мы появились? Да понятия не имею, дни рождения не справляем, а тыкать всем в нос возрастом – моветон. Могу сказать одно – мы родились в лесу, окруженные высоченными темными елями, под тоскливый вой волков вдали. Когда я открыло глаза, сестра спала возле меня, свернувшись клубочком и зябко поводя плечами, а в обнаженную кожу болезненно впивались сухие иглы. Да, наш дом не был солнечным и радостным, как у Страсти или Гордыни, но выбирать не приходится, да и нам он пришелся по вкусу, даже уходить не хотелось, но кушать тоже надо. Накинув капюшон и взявшись за руки, мы отправились путешествовать.
Могу отметить, что действовали мы всегда безукоризненно: найдя человека, уже подвергшегося мукам ревности, бесплотной страсти, неоправданной гордости или иному греху, я осторожно подходило к нему и укутывало своей шалью. Это была очень занятная вещица: изначально она светло-серого цвета, всего на пару тонов темнее белого, но чем дольше человек носил ее, тем темнее становился цвет, и тем больше она весила. Под конец жертва не могла даже разогнуться, пригибаясь к земле. Вот тут-то мы и появлялись вновь. Я быстро снимало шаль, а сестра подходила к человеку, обнимала его и заглядывала в глаза. Признаюсь, в такие минуты я завидовало умирающему, ведь я никогда не видело ее глаз. Однажды я даже подкралось сзади, решив хоть чуть-чуть увидеть их, но сестра быстро отвернулась и, зажмурившись, бросилась прочь. Я с трудом догнало ее и обняло, чувствуя, как она дрожит. С тех пор я отворачивалось, когда она подходила к жертве.
Многие грехи обожают играть с людьми, мучить и ломать, но не всем удается это так изыскано и непринужденно, как нам. Сколько эмоций испытывает человек, укрытый моей шалью, вы и представить себе не можете! Самые сильные пытаются бороться, сопротивляться, что-то делать, но не видят, что все их усилия бесполезны, что так они лишь сильнее утопают. Когда шаль снята, пару мгновений длится облегчение, словно все внезапно стало хорошо, но это иллюзия, от сестры почти никто не уходил живым. К несчастью, погубила нас случайность.
Как-то раз мы забрели в дремучий лес. Идеально сумрачный, с высоченными деревьями и запутанными, едва видными тропинками, временами прерывающимися топкими болотами, пропитанный сыростью, туманами и страхом, он нам сразу же приглянулся, уж очень на наш дом похож был. Мы решили отдохнуть, но, как только вошли, я почувствовало знакомую энергию, мою, родную. Сестра тоже уловила ее и даже улыбнулась: столь чистой и насыщенной она была. Следуя по запаху, мы дошли до одного из самых опасных болот. Его поверхность была затянута ряской, припорошенной желтой листвой, отчего вода была не заметна, но стоило ступить, как обманчивая твердь проваливалась и вот вы уже в плену: глубокое дно, сплошь покрытое длиннющими водорослями, радостно обвивающими попавшего к нем в капкан, становилось вашей могилой. Спастись почти невозможно.
Стоя на берегу, мы видели маленькую девочку, ей было не больше 8 лет. Намокшие белокурые волосы прилипли к щекам и лбу, губы и кончики пальцев уже посинели, она мелко дрожала, не стирая слез, градом катившихся по грязным щекам, а глаза… Я никогда не смогу забыть их. Огромные, прозрачно-голубые, с крошечными, едва заметными зрачками, они, замерев, смотрели в одну точку. «Как кукла» - шепнула сестра. Девочка мгновенно обернулась к нам, вскрикнув от поднявшейся волны. В упор глядя на нас, она протянула тонкие ручонки и срывающимся шепотом произнесла: «Ангелы?.. Вы спасете меня?.. Правда же?..». А затем внезапно закричала из последних сил: «Пожалуйста!.. Я не хочу умирать! Я хочу жить!»
Меня словно пронзило разрядом тока. Ее страх, боль, безумная надежда и непреодолимая жажда жизни – это невозможно описать, это надо было чувствовать. Сестра испугано спряталась за мной.
- Неужели она нас видит?..
А я подошло ближе и село возле девочки. Желание жить ярко светилось в ее глазах, ослепляя, но внутри этого сияния отчетливо виднелся туман смерти. Помочь ей было невозможно. Я машинально накинуло шаль на ее плечи, заворожено глядя в ее глаза, а ребенок вцепился в мою руку, повторяя как заклинание: «Я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить…». Шаль мгновенно стала черной, я сорвало ее и хотело отойти, но не смогло вырвать руку. Сестра неуверенно села рядом, прижала ладони к щекам девочки и заглянула ей в глаза. Невольно я посмотрело туда тоже. В прозрачных зеркалах души, затянутых мутной рябью, предвещающей скорую гибель, отражались мы: темные, зловещие фигуры, кажущиеся бесплотным, но неотвратимым роком, смертельным и ледяным. Вскрикнув, я схватило сестру за руку, она обернулась. Ее глаза были абсолютно черными и бездонными, они вытягивали душу, сжимая ее когтями, вырывали из еще живого тела.
С тихим вздохом сестра отпустила ребенка, маленькое тело тут же скрылось под водой, а мы молча пошли дальше и заночевали в пещере. Впервые мы спали, отвернувшись друг от друга. Мне всю ночь снились безжизненные голубые глаза, внутри которых медленно угасала жизнь. Когда я проснулось, сестра сидела возле входа, закрыв лицо руками. Подойдя к ней и отведя ладони, я увидело черные провалы – она выколола себе глаза. Не сдержавшись, я заплакало, а она сказала…
- «Знаешь, я никогда не видело себя. Я не отражаюсь в зеркалах, воде или глазах людей, но мы с тобой слишком похожи, почти близнецы, поэтому твои глаза похожи на мои. И вчера, когда ты посмотрело на меня, в твоих глазах я увидело себя, ужасающий сгусток темноты, отравляющих последние мгновения жизни. А потом почувствовало, как ты медленно вытягиваешь из меня жизнь. Это было так страшно, что я теперь никогда не смогу подойти к людям. Прошу тебя, будь моим поводырем, пока я еще живо». Да, я все это помню, братик, позволь сегодня назвать тебя так. Но ты не все рассказал. Увидев меня в крови, ты отдал один свой глаз мне, а затем вытащил тело девочки из воды…
- Да, мы разделили ее глаза между собой, что бы чувствовать и видеть все эмоции людей. Это ужасное наказание, что мы наложили на себя добровольно, хоть немного искупит нашу вину перед тем ребенком.
- Спасибо вам, уважаемые Уныние и Отчаяние. Но скажите, Уныние, что стало с вашей шалью?
- Шаль послужила саваном при погребении. Теперь мы каждый год приходим к одинокой, почти незаметной могилке и просим прощения. Хотя неведение не оправдание злодеяния.
- То есть ребенка можно было спасти?
- Мы этого не знаем. Но ведь мы даже не попытались сделать это…
- Можно и сударь.
читать дальше- Простите великодушно, но может быть вы сударыня?
- Можно и сударыня, мне это неважно.
- Но…
- Как считаете, так и называйте, я выше этого дурацкого деления на мужчин и женщин.
- Как прикажите. А ваша спутница?
- Оно тихонько посидит с нами, мешать не будет. Вижу, вы ждете рассказа, извольте, сейчас расскажу.
«Бесполое существо, закутанное в длинную, до пола рясу серого цвета, с надвинутым на лицо капюшоном и с легкой шалью в руке. С ним ходит юная, печальная девушка, чьи глаза постоянно закрыты, и руки холоднее льда» - вот так нас описал один из тех немногих, кому посчастливилось выжить после нашего посещения. В правдивости его слов можете убедиться сами. Мы с сестрой никогда не были так же могущественны, как наши родные, мы не могли управлять и уничтожать народы и города, но число наших жертв тоже не маленькое, ибо против одного человека мы всесильны. В союзы почти не вступали, скорее, нас можно назвать падальщиками. Подобно стервятникам, мы охотились на тех, кто уже ослаблен и не может сопротивляться. Конечно, многим не нравилось такое, но жить-то надо.
Когда мы появились? Да понятия не имею, дни рождения не справляем, а тыкать всем в нос возрастом – моветон. Могу сказать одно – мы родились в лесу, окруженные высоченными темными елями, под тоскливый вой волков вдали. Когда я открыло глаза, сестра спала возле меня, свернувшись клубочком и зябко поводя плечами, а в обнаженную кожу болезненно впивались сухие иглы. Да, наш дом не был солнечным и радостным, как у Страсти или Гордыни, но выбирать не приходится, да и нам он пришелся по вкусу, даже уходить не хотелось, но кушать тоже надо. Накинув капюшон и взявшись за руки, мы отправились путешествовать.
Могу отметить, что действовали мы всегда безукоризненно: найдя человека, уже подвергшегося мукам ревности, бесплотной страсти, неоправданной гордости или иному греху, я осторожно подходило к нему и укутывало своей шалью. Это была очень занятная вещица: изначально она светло-серого цвета, всего на пару тонов темнее белого, но чем дольше человек носил ее, тем темнее становился цвет, и тем больше она весила. Под конец жертва не могла даже разогнуться, пригибаясь к земле. Вот тут-то мы и появлялись вновь. Я быстро снимало шаль, а сестра подходила к человеку, обнимала его и заглядывала в глаза. Признаюсь, в такие минуты я завидовало умирающему, ведь я никогда не видело ее глаз. Однажды я даже подкралось сзади, решив хоть чуть-чуть увидеть их, но сестра быстро отвернулась и, зажмурившись, бросилась прочь. Я с трудом догнало ее и обняло, чувствуя, как она дрожит. С тех пор я отворачивалось, когда она подходила к жертве.
Многие грехи обожают играть с людьми, мучить и ломать, но не всем удается это так изыскано и непринужденно, как нам. Сколько эмоций испытывает человек, укрытый моей шалью, вы и представить себе не можете! Самые сильные пытаются бороться, сопротивляться, что-то делать, но не видят, что все их усилия бесполезны, что так они лишь сильнее утопают. Когда шаль снята, пару мгновений длится облегчение, словно все внезапно стало хорошо, но это иллюзия, от сестры почти никто не уходил живым. К несчастью, погубила нас случайность.
Как-то раз мы забрели в дремучий лес. Идеально сумрачный, с высоченными деревьями и запутанными, едва видными тропинками, временами прерывающимися топкими болотами, пропитанный сыростью, туманами и страхом, он нам сразу же приглянулся, уж очень на наш дом похож был. Мы решили отдохнуть, но, как только вошли, я почувствовало знакомую энергию, мою, родную. Сестра тоже уловила ее и даже улыбнулась: столь чистой и насыщенной она была. Следуя по запаху, мы дошли до одного из самых опасных болот. Его поверхность была затянута ряской, припорошенной желтой листвой, отчего вода была не заметна, но стоило ступить, как обманчивая твердь проваливалась и вот вы уже в плену: глубокое дно, сплошь покрытое длиннющими водорослями, радостно обвивающими попавшего к нем в капкан, становилось вашей могилой. Спастись почти невозможно.
Стоя на берегу, мы видели маленькую девочку, ей было не больше 8 лет. Намокшие белокурые волосы прилипли к щекам и лбу, губы и кончики пальцев уже посинели, она мелко дрожала, не стирая слез, градом катившихся по грязным щекам, а глаза… Я никогда не смогу забыть их. Огромные, прозрачно-голубые, с крошечными, едва заметными зрачками, они, замерев, смотрели в одну точку. «Как кукла» - шепнула сестра. Девочка мгновенно обернулась к нам, вскрикнув от поднявшейся волны. В упор глядя на нас, она протянула тонкие ручонки и срывающимся шепотом произнесла: «Ангелы?.. Вы спасете меня?.. Правда же?..». А затем внезапно закричала из последних сил: «Пожалуйста!.. Я не хочу умирать! Я хочу жить!»
Меня словно пронзило разрядом тока. Ее страх, боль, безумная надежда и непреодолимая жажда жизни – это невозможно описать, это надо было чувствовать. Сестра испугано спряталась за мной.
- Неужели она нас видит?..
А я подошло ближе и село возле девочки. Желание жить ярко светилось в ее глазах, ослепляя, но внутри этого сияния отчетливо виднелся туман смерти. Помочь ей было невозможно. Я машинально накинуло шаль на ее плечи, заворожено глядя в ее глаза, а ребенок вцепился в мою руку, повторяя как заклинание: «Я хочу жить, я хочу жить, я хочу жить…». Шаль мгновенно стала черной, я сорвало ее и хотело отойти, но не смогло вырвать руку. Сестра неуверенно села рядом, прижала ладони к щекам девочки и заглянула ей в глаза. Невольно я посмотрело туда тоже. В прозрачных зеркалах души, затянутых мутной рябью, предвещающей скорую гибель, отражались мы: темные, зловещие фигуры, кажущиеся бесплотным, но неотвратимым роком, смертельным и ледяным. Вскрикнув, я схватило сестру за руку, она обернулась. Ее глаза были абсолютно черными и бездонными, они вытягивали душу, сжимая ее когтями, вырывали из еще живого тела.
С тихим вздохом сестра отпустила ребенка, маленькое тело тут же скрылось под водой, а мы молча пошли дальше и заночевали в пещере. Впервые мы спали, отвернувшись друг от друга. Мне всю ночь снились безжизненные голубые глаза, внутри которых медленно угасала жизнь. Когда я проснулось, сестра сидела возле входа, закрыв лицо руками. Подойдя к ней и отведя ладони, я увидело черные провалы – она выколола себе глаза. Не сдержавшись, я заплакало, а она сказала…
- «Знаешь, я никогда не видело себя. Я не отражаюсь в зеркалах, воде или глазах людей, но мы с тобой слишком похожи, почти близнецы, поэтому твои глаза похожи на мои. И вчера, когда ты посмотрело на меня, в твоих глазах я увидело себя, ужасающий сгусток темноты, отравляющих последние мгновения жизни. А потом почувствовало, как ты медленно вытягиваешь из меня жизнь. Это было так страшно, что я теперь никогда не смогу подойти к людям. Прошу тебя, будь моим поводырем, пока я еще живо». Да, я все это помню, братик, позволь сегодня назвать тебя так. Но ты не все рассказал. Увидев меня в крови, ты отдал один свой глаз мне, а затем вытащил тело девочки из воды…
- Да, мы разделили ее глаза между собой, что бы чувствовать и видеть все эмоции людей. Это ужасное наказание, что мы наложили на себя добровольно, хоть немного искупит нашу вину перед тем ребенком.
- Спасибо вам, уважаемые Уныние и Отчаяние. Но скажите, Уныние, что стало с вашей шалью?
- Шаль послужила саваном при погребении. Теперь мы каждый год приходим к одинокой, почти незаметной могилке и просим прощения. Хотя неведение не оправдание злодеяния.
- То есть ребенка можно было спасти?
- Мы этого не знаем. Но ведь мы даже не попытались сделать это…
@темы: грехи